Перфундере

На рабочем столе – тетрадь в твёрдой обложке, исписанная убористым почерком. Я склонилась над текстом, разбирая крючковатые буквы. Кто-то ещё пишет от руки, да так аккуратно, удивительно… Какие-то данные о встречах и событиях расползались по развороту блокнота. Но вдруг я увидела нечто, выделяющееся на фоне записей сугубо делового содержание. На полях примостилась небольшая надпись:

Металл на сердце водрузил, чтоб не прошили пулей.

Металл то сердце остудил. И в мышце иглы насадил.

Проштопал плоть расчёской сталагнатов, жить

Осталось не так долго, когда в себе любовь убил,

И лучше б сразу ты лопатой…

–А вот и я, – девушка вошла в комнату с двумя бокалами какого-то дивно пахнущего напитка. Так вот откуда сладость в воздухе! Корица и, кажется, апельсин… Вкусные запахи пробуждали в сознании смутные ассоциации, но в тот момент я не была настроена думать о том, откуда родом эта память: из сна или реальности.

–Что это?

–Глинтвейн. Держи, поможет согреться. Да ты садись, чего стоишь?

–Спасибо.

Ароматный медово-цитрусовый напиток согревал тело изнутри, наполняя его сладкой алкогольной истомой. Ещё ни разу с момента пробуждения мне не было так хорошо и уютно.

Теперь, успокоив зрение и дыхание, я могла спокойно рассмотреть незнакомку. Невысокая, хрупкая, похожа на француженку из фильмов прошлого века. Сильные пряди каштановых волос разбегались по сторонам, скручиваясь в спиральки, и падали вниз, до самых плеч. Шапочка из волос прятала заострённые скулы. Вокруг глаз разбегался нездоровый багрянец, а веки то и дело опускались и поднимались, обнажая радужки глаз цвета экрана монитора – сине-голубые, сияющие и вместе с тем приглушенные серыми оттенками. Кто ты такая, думала я. И чем ты отличаешься от них, умеющих спрашивать, но не способных слушать, охотников из твоей стаи?

–Ты сняла линзы? – вслух заметила я. – Не ради интервью я здесь?

–Нет. Я знаю, что такое травля. Нас учили этому методу в ВУЗе. Ненавижу это.

–А какие методы у тебя?

–Мои методы гуманны. Наверное, поэтому у меня в холодильнике регулярно вешаются тараканы, – Розмари криво улыбнулась одними губами. – Да, чуть не забыла! Возьми. Глотни немного кислорода. Ты слишком долго дышала углекислым газом и прочей гадостью. Можешь заработать отравление.

–Ты можешь себе это позволить? – воскликнула я, отстранившись от протянутого мне баллончика с кислородом. Не хотелось напороться на подвох, он же бесплатный сыр. К тому же, всё это было настолько дико, что даже нервы в моей руке возмутились от парадоксальности слов Розмари и парализовали конечность, стиснув пальцами ручку бокала с глинтвейном.

–Это служебное. Мы часто выезжаем в неблагоприятные районы, поэтому нам выдают баллон с собой, чтобы потом не платить за вредность.

–Спасибо, – проговорила я, неуверенно принимая из её рук живительный газ.

Голова закружилась, как только лёгкие наполнились воздухом с высокой концентрацией кислорода, но вскоре всё пришло в норму. Моя новая знакомая одобрительно кивнула.

–Вот так. Замечательно. Пойду, включу кондиционер, а то, кажется, здесь у меня не лучше, чем на улице.

Она отсутствовала примерно полторы минуты. Мягкая и приветливая, она вновь появилась в дверном проёме с нацепленным на лицо жизнерадостным выражением, и бодро спросила:

–Ну, как ты себя чувствуешь?

–Розмари.

–Мм?

–Ты ведь пришла туда с той же целью, что и они?

–Сванвейг…

–Ты должна написать статью или что-то вроде того о самом длительном эксперименте Лаборатории искусственного сна, так?

–Да.

Всё правильно. Это – её тактика. Открытое нападение – способ популярный, быстрый, но не всегда эффективный, особенно когда у объекта внимания есть security. Его использовали для громких заголовков с целью выдавить из жертвы в стрессовой ситуации нечто из ряда вон. Результат часто оправдывал средства: первую полосу блога заполняла фотка загнанного зверя с цитатой внизу, часто со звёздочками цензуры. А вот подход Розмари был человечным, но более долгим и требующим дополнительных телодвижений и актёрского мастерства. На этом этапе и распознаётся действительно хороший журналист.

И я решила: а почему бы и нет? Что если история, рассказанная без искажений, окажется настолько проникновенной, что сможет повлиять на жизни людей и моё будущее? В конце концов, что я теряю? Шансов на повторное погружение всё равно уже нет: после побега я автоматически попаду в чёрный список организации, которая в любой момент может меня найти. Так не лучше ли дать миру знать о своём существовании через независимую прессу? К тому же, каким-то шестым чувством я испытывала доверие к этой девушке. Впрочем, дело было не только в интуиции.

Я подняла глаза, чтобы ответить, но Розмари меня опередила: