Перо ковыля

В голосе ворона какая-то особая солидность. Его крик нельзя назвать карканьем, ибо в нем отчетливо слышится «у». Звуковые сигналы разнообразны, порой понятны даже их интонации, а через них и эмоции птиц. То это громкое, гортанное круканье, то короткий, словно бычий, «мык», то резкий, как гонг, удар, то похожий на орлиный клекот. Одиночки в полете молчат редко. Пара «переговаривается» всегда, как бы обсуждая, советуясь или вспоминая. «Крук-крук-крук», — грубовато произносит самец, и самка откликается следом: «крок-крок-крок». Так в семье, а в стае птицы довольно молчаливы. Утром окликнут своих, потому что ночевали все порознь, а весь день как немые.

Пересмешничеством вороны не занимаются, но, живя в клетках или вольерах, могут, развлекаясь, весь день истязать слух блеянием козленка, отлученного от матери, или отвратительным звуком выдираемого из сухого дерева ржавого гвоздя. Могут весь день кричать пролетающим мимо грачам по-грачиному, воронам — по-вороньи. Крик этот столь натурален, что не все вороны принимают его за подделку.

С вороном связаны древние поверья. Каких только былей и небылиц, наивных и зловещих, о нем не знает молва, какие только качества ему не приписываются. Таинствен, умен, понятлив, смел, осторожен и независим, молчалив, но не безмолвен, строг, силен, но не драчлив, и поговорка «Ворон ворону глаз не выклюет» совсем не иносказательна. Голос его, как понятный разговор, как заклинание. В темном наряде ни пятнышка: черен с отливом до последнего перышка, до кончиков когтей, и даже его научное название Corvus corax — без всяких эпитетов и составлено из латинского и греческого слов, каждое из которых означает «ворон».

Я все-таки не поленился и побрел к тому месту, где стояла на снегу черная птица. Не было там торчащих из-под снега обглоданных костей, не было клочьев шерсти. Был маленький кусочек кукурузного початка без зерен. А ворон, уже не один, а в паре, летел далеко. Поземка стерла границу между землей и небом, скрыла дальнюю черноту леса. Начиналась метель. Ей навстречу улетели оба ворона. А вокруг стало еще пустыннее перед наступавшей стихией.

В зимнем поле

Первые дни 1981 года были необычно теплыми для времени, которое называется шапкой зимы, будто пришли они в полночь года из его солнечного утра, из светлой весенней поры. Даже ночами оставалась мягкой земля, а звезды всю ночь сверкали в чистых лужицах. Днем медленно плыли по светло-синему небу легкие облака, и светлой чайкой тянул вдоль лесной полосы седой лунь. Не хватало только жаворонков, поющих над умытой озимью, чтобы поверить, что наступил апрель. Но не было в тихом просторе не только жаворонков, но и скворчиных ватажек, и черно-белых чибисов. Лишь изредка из одного села в другое летела пустынным небом одинокая ворона.

Однако на пологом склоне нераспаханной степной балочки, где зелень низенького мха и прижавшихся к земле зимостойких трав едва пробивается сквозь жухлую ветошь, глаз заметил неясное движение нескольких маленьких теней, которые выдали табунок серых куропаток, сторожко пасшихся на солнечном скате. Но как только низкое солнце скрывалось за облаком, исчезали с зеленовато-серой поверхности темные силуэты, и даже в сильный бинокль не сразу удавалось отыскать птиц, настолько цвет и рисунок их оперения сливались с общим фоном косогора. Маскировка куропаток так совершенна, что на открытом, без снега месте их может выдать лишь блеск темных глаз. Есть в наряде куропаток и яркие пятна: оранжевые горлышко и щеки, толстая коричневая подкова на груди, красновато-каштановые полоски на боках и ярко-рыжие перья короткого хвоста, но их птицы показывают лишь на взлете.

Полтора десятка птиц в табунке собрались вместе не случайно. Это — семья, которая в начале осени была вдвое больше. Однако за минувшие месяцы произошло столько встреч с лунями, ястребами, лисами, а потом и с охотниками, что уцелела половина, а в некоторых семьях остается один из четырех и даже из пяти птенцов. А бывает в одном выводке до двадцати пяти близнецов. В птичьем мире бьет все рекорды плодовитости серая куропатка. В 1957 году в Хоперском заповеднике было найдено ее гнездо с двадцатью семью яйцами.

У самки нет особых хлопот с устройством гнезда, но почти месяц уходит на то, чтобы снести яйца: ежедневно по одному. И сделать это надо так, чтобы не заметил никто из врагов. Крадучись, появляется куропатка ранним утром у гнезда-ямки, добавляет к лежащим очередное яйцо и, уходя, прикрывает их сухой ветошью, не появляясь поблизости до следующего утра. Дожди, холодные зори и ветры, дневная жара сменяют друг друга, а яйца лежат как забытые под ненадежным покровом из горсти ветхих былинок.