Персидская литература IX–XVIII веков. Том 2. Персидская литература в XIII–XVIII вв. Зрелая и поздняя классика

О безбожные тираны,
Вставшие на путь греха и жестокости!
Все земли и времена знают меня!
Все своды небесные знают меня!
Если от моего имени требуется злость,
Назовите мое имя изогнутому мечу.
Я – юная роза в цветнике!
Имя мне – Касем, натура моя – верность!
Выходите на поле брани, нелюди!
Уложу вас [на землю], как осенние листья.

В приведенном пассаже присутствуют все обязательные компоненты вызова на бой – хула в адрес противника, самовосхваление, угроза. Ситуация, развивающаяся в концовке драмы, напоминает один из эпизодов пехлевийского «Предания о сыне Зарера» (Йадгар-и Зареран), повествующего о том, как малолетний сын богатыря Зарера, сражавшегося за правую зороастрийскую веру, после гибели отца выходит на битву и одерживает победу.

Против Касема выходят один за другим четверо сыновей Азра– ка, чью смелость в бою их отец сравнивает с бесстрашием льва и отвагой легендарного богатыря Рустама. Но не знающий страха Касем сражает всех четверых. Тогда выходит на бой Азрак и в гневе и тоске задает юному герою один и тот же вопрос: «Это ты убил моего сына?». Касем четырежды отвечает: «Да, злодей!». Поразив своим ударом и Азрака, смертельно раненный Касем возвращается в лагерь, чтобы умереть на руках Имама, который горько оплакивает племянника.

Одним из выразительных сценических символов мистериального театра является оседланный и разубранный конь без седока, называемый котал. Интересно, что у курдов, а также у бахтиарских и лурских племен в Иране в пережиточном виде сохранялся древний обряд с участием коня в похоронах под названием котель, который устраивался в случае смерти уважаемого члена племени, отличавшегося военной доблестью. Конь Хусейна без седока, пронзенный стрелами, являлся непременным атрибутом процессий дасте. В пьесе Та‘зийе-йе Касем новобрачной Фатиме в соответствии с обычаем предлагают отправиться в покои жениха верхом и приводят ей коня ее погибшего брата. Она отказывается, и тронутый чувствами дочери Хусейн дает ей своего коня. Эпический по происхождению мотив коня без седока весьма популярен и в современной религиозной шиитской живописи.

Очевидно, что образная реализация персонажей-мучеников в та‘зийе выстраивается по модели мифологемы «смерть и воскресение божества плодородия», рудименты которой явно присутствуют в знакомой всем иранцам истории царевича Сийавуша. Подтверждением контаминации образов шахидов и эпического героя Сийавуша служит описание народного обряда его поминовения, практикуемого в районе Шираза, как оно дано в романе современной иранской писательницы Симин Данешвар (1921–2012) Сувашун (в русском переводе «Смерть ради жизни»). Во время мистериального действа Сийавуш выезжает на черном коне и, возложив на голову Коран, молится за единоверцев, его мучает жажда, однако он отказывается от воды, которую ему предлагают, во имя Хусейна, страдавшего от жажды в пустыне под Кербелой. В описании ритуала упомянут и большой костер, разжигаемый на площади, мимо которого проезжает всадник, что отсылает к сюжету об испытании Сийавуша огнем. Герой отказывается от помощи ангелов и выходит на бой один против сорока врагов, как запечатленный в народной памяти Хусейн против войска халифа Йазида.

В пьесе Та‘зийе-йе Касем Имам, обращаясь к родственницам, которых защищают от врагов герои-мученики, произносит такую речь:

Имам:
О женщины гарема, стенающие и рыдающие!
Все как одна возложите себе на голову Коран,
Ведь вышел Азрак Шами против Касема.
Молитесь, чтобы не дрогнуло перед ним сердце Касема,
Молитесь за Касема, сироту моего, и славьте его,
Победу ему пошлет Господь миров!