Персидская литература IX–XVIII веков. Том 2. Персидская литература в XIII–XVIII вв. Зрелая и поздняя классика

Приди, о кравчий, и подай вина, ибо для этого подходящий
                                                                                            случай.
Исполни песню, о музыкант, ведь надо пользоваться
                                                                              возможностью.
Глаза мои устремлены на красавицу, а ухо мое внемлет
                                                                                 звукам чанга

.О советчик, уйди, ибо здесь не место наставлению!
Не спрашивай мою душу о бальзаме покоя,
Ведь из-за любви ее удел – клеймо страданий.
Закаленные стрелы, пущенные рукой подруги,
Для страждущих влюбленных – благодатный дождь…
Никто из сынов нашего века не может обрести счастья.
Счастлив лишь тот, кто удалился в обитель уединения.
Джами, поисками невозможно обрести свидания с Другом,
Выжидай, ибо это дело судьбы.

Для газелей Джами характерно цитирование Корана: цитаты подчеркивают абстрактность объекта любовного переживания и непознаваемость Истины. Так, в одной из газелей полностью процитирован пятый и приведена часть шестого айата первой суры Корана. Пятый айат разделен между двумя полустишиями бейта, первая часть шестого айата процитирована по-арабски и разъяснена по-персидски:

В любви к Тебе исчезнуть – значит «мы поклоняемся Тебе

».После исчезновения вечность с Тобой, «и у Тебя мы просим
                                                                                      помощи»[14].Поскольку Ты – указующий Путь, «укажи нам истинный
                                                                                        Путь»,
То есть к Себе самому укажи нам правильный Путь.

Подчеркивая любовно-мистический смысл своих газелей, Джами называет их «книгой любви», «песней на пиршестве опьяненных влюбленных», «повестью о тоске влюбленного», «исповедью одержимого любовью», «мелодией грусти», «посланием горестного сердца», «утешением отчаявшихся» и т. д.

Подобно Са‘ди, Джами часто использует газель в назидательных и даже проповеднических целях, порицая не только традиционные пороки отрицательных персонажей газели (себялюбие и гордыня аскета, жестокость мухтасиба, лицемерие шейха), но и обличая изоляционизм духовных наставников. Поэт призывает их «идти в мир», «обратить лицо» к людям, как это делал он сам:

Что видел тот шейх, укрывшийся в своем доме,
Замкнувшийся в себе и оторвавшийся от людей?
Все нити, связывающие его с людьми, он порвал
И, как шелковичный червь, обмотал вокруг себя.
Он человек, а мечтает о свободе от людей.
Но может ли уйти от людей тот, кто не ушел от себя…
Он разглагольствует о Ка‘бе и паломниках, направляющихся
                                                                                            к ней,
Но даже звона караванного колокольчика не слыхивал.

Продолжая линию Хафиза, для творчества которого было характерно сочинение газелей «на случай», Джами включает в свои Диваны множество подобных стихотворений, передающих взаимоотношения с другими людьми и реальные жизненные события. Таковы стихи, сложенные во время хаджа, сложенные по поводу восшествия на престол Султана Хусайна Байкара, составленные в ответ на письмо того же султана. В форме газели написана поминальная элегия на смерть сына. Есть у него и газели, посвященные разным менее значительным поводам: о посещении бани, о сильном граде, об известном в то время мастере игры на каманча Саиде Ахмаде Гиджаки и т. д.

При очевидном стремлении к уравновешенности стиля и гармонии содержания и формы Джами отдал дань модным увлечениям своей эпохи, демонстрируя владение виртуозными поэтическими трюками. Так, у него есть забавная газель, состоящая из пяти бейтов, первый из которых написан словами, состоящими из букв, не соединяющихся между собой; второй написан словами, буквы в которых соединены по две; слова третьего, четвертого и пятого бейтов состоят соответственно из трех, четырех и пяти букв. Бытует мнение, что до Джами подобный прием известен не был.