Персидская литература IX–XVIII веков. Том 2. Персидская литература в XIII–XVIII вв. Зрелая и поздняя классика

К XV в. поэтический канон выработал весьма тонкие градации разновидностей ответов-подражаний знаменитым поэтическим произведениям. Помимо полных «ответов», сохраняющих рифму, размер, опорные мотивы и общую стилистическую окраску стихотворения-образца, встречаются неполные ответы, в которых изменена рифма или радиф, а также многочисленные варианты следования манере того или иного автора. В отношении подражания не конкретному стихотворению, а индивидуальному стилю предшественника литераторы, в том числе и Джами, применяли целый ряд терминов: тарик – «в манере», тарз – «в духе», салика – «во вкусе», услуб – «в стиле» и др. Поэтическое варьирование и соревновательный характер назира-нависи служили механизмом сохранения традиции и одновременно средством ее трансформации. Следуя образцу, Джами нередко указывает на первоисточник:

Когда услышал Джами газель Са‘ди и [газели] тех, кто
                                                                             «ответ» на нее
Составлял, [он тоже] к этим стихам склонился.
[И пусть] эти строки не могут соперничать со [стихами]
                                                                                          Са‘ди,
Они не уступают тому, что сказали прочие друзья.

Порой Джами прибегает к иному указанию на оригинал, включая в свое стихотворение первый мисра‘ или даже весь начальный бейт газели-образца. Это можно продемонстрировать на примере известной газели, открывающей Диван Хафиза и начинающейся словами: «О кравчий, разлей вино по чашам, ибо любовь сначала казалась легкой, но [потом] появились трудности…». На эту газель Джами написал пять «ответов», в начало одного из которых он включил матла‘ газели Хафиза, разбив этот бейт на два стиха и используя противительную интерпретацию мотива первоисточника:

Рубиновое вино дает пищу душам и силу сердцам;
«О кравчий, разлей вино по чашам».
Если любовь с самого начала была трудной, зачем же
                                                                                       говорить,
Что «любовь сначала казалась легкой, но потом появились
                                                                                   трудности».

Другой «ответ» Джами на ту же газель Хафиза, при сохранении рифмы и радифа оригинала, обращения к виночерпию в первом бейте и написания последней строки на арабском языке, отличается от первоисточника выбором мотивов из арсенала традиционного бедуинского насиба. Упоминание Наджда – родины Лайли, введение образов каравана и следов покинутой стоянки усиливает в стихотворении Джами выражение сожаления об ушедших днях и сетование на разлуку с любимой:

О друзья, вот и земля Наджда, остановите караван,
Ведь в тоске по любимым льются слезы над следами
                                                                   [покинутых] стоянок.

В большинстве «ответов» Джами на газели Хафиза можно усмотреть тенденцию к упрощению тематического рисунка по сравнению со стихотворением-образцом и ограничению количества развиваемых мотивов, что можно связать с общим стремлением поэта XV в. к стилистической ясности и структурной монолитности газели.

‘Абд ар-Рахман Джами вошел в историю персидской литературы как последний корифей ее классической поры. Однако, как это часто случается с великими поэтами, его творческий портрет, рисуемый во многих трудах по истории литературы иранского средневековья, выглядит несколько упрощенным. От внимания исследователей ускользнуло сосуществование разнонаправленных тенденций в его поэзии, когда стремление к непременному следованию классическому образцу наталкивалось на настойчивые попытки реформирования канона во имя дальнейшего совершенствования традиции, а тяготение к простоте и ясности стиля уживалось с головоломными формалистическими упражнениями. Именно Джами, оказавшись своего рода «двуликим Янусом» персидской поэзии, прокладывал дорогу новым стилистическим веяниям в литературном развитии, которые ко второй половине XVI в. сформировали новый поэтический стиль, получивший название «индийского».

Новый взгляд на совершенство стиха соседствовал в творчестве Джами с глубоко укоренившейся системой оценок и критериев, что сказалось, к примеру, на способах выражения авторской рефлексии в газели. Мотивы «поэта и поэзии», группирующиеся в макта‘, наряду с традиционным описанием языка поэзии как «сладостного» содержат и указание на такое похвальное качество стиха, как его «красочность». В последующий период именно это качество становится доминантным в характеристике идеальной поэзии, которую стихотворцы стали сравнивать с рисунками, изящными письменами, цветущим садом, картинной галереей или разодетой красавицей.

В газелях Джами по частотности преобладают традиционные оценки поэзии, например, такие: