Персидская литература IX–XVIII веков. Том 2. Персидская литература в XIII–XVIII вв. Зрелая и поздняя классика

Перо Джами отрясает плоды с финиковой пальмы словес
В надежде на то, что они попадут к тебе на стол.

Или:

Ради описания сладких уст Джами расколол столько сахара,
Что [мы] будем называть его попугаем.

Однако другие высказывания поэта свидетельствуют о том, что «сладостный» стиль порой стал казаться ему «пресным», что в нем, с его точки зрения, не хватало «соли», «изюминки», другими словами, новизны и оригинальности, остроты и свежести. И тогда под его пером рождались такие строки:

Страдания любви – это соль на столе речей Джами,
Добавь соли, иначе яства твоих стихов будут безвкусными.

В финале еще одной газели Джами признает скрип пера более благозвучным, чем пение тростниковой свирели – ная, между тем как совершенную газель привычно сравнивали по звучанию не только с трелями соловья, но и с мелодией, сыгранной на чанге, рубабе, ‘уде, нае и т. д.:

Скрипу тростникового пера Джами внимай ухом ценителя,
Ведь на пиру слова он звучит прекраснее, чем напев ная

.

В газелях Джами достаточно много примеров, когда поэт прямо называет поэтические мотивы своих стихов «красочными» (ма‘ни-йи рангин), предлагая при этом такие образные решения, которые прокладывали путь к построению нового поэтического языка и нового отношения к красоте стихотворного текста. Приведем несколько реализаций мотива «красочности» поэтической речи у Джами:

Джами, поскольку нет у завистника разноцветных
                                                                  поэтических мыслей,
Он разукрасил свои стихи золотом и лазурью.

Или:

Поскольку в описании розы перо Джами стало острым,
                                                                                    как шипы,
Из него выросли сотни пестрых (рангин

) мотивов,                                                               как из колючки – роза.

Или:

Взгляни на пестрые речи Джами и на тавро сердца в их
                                                                               [сердцевине],
Все они – тюльпаны, сорванные в степи тайны.

Веком позже в поэзии индийского стиля красочность стиха будет описываться в образах весеннего цветения, живописи или иллюминированной рукописи, богато украшенного интерьера.

Явственно заявляет о себе в творчестве Джами то, что рукописный текст и книга занимают все большее место в образном пространстве персидской поэзии. Не только арабское буквенное письмо выступает одним из ключевых объектов поэтизации, но и сам текст газели в его традиционном оформлении на листе рукописи становится источником построения мотивов:

Эта газель – письмо страсти от Джами к любимой,
Вот почему имя свое в конце он написал кровавыми слезами.

Мотив приведенного бейта основан на том, что в рукописи имя поэта в макта‘ газели было принято выделять цветными чернилами, как правило, красными.

В поэтическом наследии Джами отразился переходный характер той литературной эпохи, в которую он творил. Он не только жил внутри классики «шести веков славы» персидской поэзии, следовал ее ориентирам и нормам, но и смотрел на всю традицию со стороны и с этой внешней позиции давал характеристики и «выставлял оценки» своим предшественникам, критиковал и экспериментировал, создавая новый вектор движения поэтического слова.

Поэтическая школа Джами и Наваи