Персидский джид

Из-за плетня глядели Пахомовы сыновья и батька вместе с ними.

– Вот ведь холера! – Данила чуть не шипел от злости.

– Что, не поладил? – осведомился Пахомий и, услышав, в чем беда, объяснил: – Врет, будто слов не знает! Она сама потайными словами балуется! Должно быть, перед выходом на внучка оберег наложила, вот и не желает никому про его дорогу сказывать, чтобы свое дело самой же не перебить.

Данила направился к задворному конюху Устину Гееву, главному на Хорошевских конюшнях, растолковал, что парнишка нужен для розыска, грозно помянул дьяка Башмакова.

– Как вернется Ульянка – посажу на бахмата и в Аргамачьи конюшни отправлю, – обещал Геев. – А ты там скажи деду Акишеву или хоть кому из братьев Анофриевых, куда ему дальше скакать, к дьяку в Коломенское или как. Нешто мы не понимаем вашей службы?

Данила поскакал обратно, моля Бога, чтобы в Кремле все было спокойно и можно было завалиться на сеновал.

Какое там! Данилу уже ждали с новостью.

– Башмаков в Разбойном приказе сидит, – объявил Тимофей. – Сам видел – приехал верхом на Салтане, Салтана знаешь? Буланый, без полувершка.

Данила кивнул – к конским меркам он уже приспособился. Беря за основу два аршина, конюхи всего лишь прибавляли или убавляли сколько надобно вершков. А Салтан был один из тех коней, что пригнали из Хорошева. И Даниле конюхи его особо показывали – ладный жеребчик, хоть и маловат ростом.

– А давно он там сидит?

– А недавно… – Тимофей задумался. – Не иначе, про казанских воров приехал разузнать.

Так оно и оказалось.

Башмаков пробыл в Разбойном приказе недолго – конюхи как раз успели собраться у входа на Аргамачьи конюшни и ждали, пока их позовут. Он прислал человека, тот проводил всех четверых в помещения Приказа тайных дел, сейчас опустевшие – подьячих и писцов государь указал взять в Коломенское.

Войдя, конюхи дружно поклонились.

Башмаков стоял у стола, не желая присаживаться – то ли знал, что скамья пыльная, то ли был нетерпелив. Для поездки он принарядился – был в малинового цвета кафтане, в желтых сапогах, щеголь щеголем. Но вот только лицо у щеголя не самодовольство излучало, а скрытую ярость – дьяк слегка набычился, плотно сжал губы, левый уголок рта подрагивал, отчего шевелился и левый ус.

– Кому верить, уж и не знаю, – сказал он вместо приветствия. – Данила! Тебе то бегство из подземной тюрьмы не примерещилось ли часом?

– Нет, твоя милость, не примерещилось, – с достоинством отвечал Данила. – Вот и джерид при мне. Где бы я его иначе взял?

– Да и для чего ему врать, батюшка Дементий Минич? – спросил Тимофей. Он, как старший, должен был непременно вступиться за младшего.

– Стало быть, либо приказные, либо сам казанский воевода врет. Нет у них сведений, что из тюрьмы под Тайницкой башней воры бежали! Нет!

– Может, прислать не успели? – предположил Богдаш. – Мы-то с Данилой быстро ехали, каждый одвуконь, а они там пока еще для гонца полную пазуху грамот наберут да пока его отправят, а он еще к обозу прибьется, чтобы безопаснее ехать, и за месячишко насилу до Москвы доплетется…

– Не для того их государь кормит-поит, чтобы они от Казани до Москвы месяц плелись! Пешком идти – быстрее выйдет!

Тут Башмаков хватил через край. Коли по ровной дороге, да спорым шагом, да без лишнего груза – пешком и скорее добежишь. Но где та ровная дорога?!

– Сколько вы после того в Казани пробыли? – вдруг спросил он.

– Два дня, коням отдохнуть дали, за то время что велено исполнили, а на третий обратно собрались, – доложил Богдаш. В этом деле он был старший, он и держал ответ.

– Мог бы старый дурак вам с собой для Разбойного приказа грамотку дать!

Конюхи молчали. Коли сейчас для Башмакова казанский воевода – старый дурак, то лучше стоять тихонько и ждать, пока буря кончится.

Башмаков еще замысловато выразился, помолчал и повернулся к Даниле:

– Джериды при себе?

– Вот они, твоя милость! – Данила знал, что улика понадобится, и прихватил обе находки с собой.

Развернув холстинку, он выложил оружие на стол.

– Который казанский? – резко спросил дьяк.

– Так они ж одинаковые, твоя милость! – воскликнул Данила. – Теперь уж не понять, который казанский!

– Так…

Башмаков взял оба джерида за узкие лезвия и держал перед глазами усыпанные бирюзой черенки, сравнивая и узор, и металл, и качество камней.

– Был у кого-то знатный персидский джид, а что от него осталось? – как бы самого себя спросил Тимофей.

– Один джерид и остался, – отвечал Башмаков. – Славная работа, не всякому по карману.

– Да и поди теперь раздобудь персидский джид! Я в Саадачный ряд как-то целую зиму наведывался, купить хотел. Редко их теперь привозят… – Тимофей развел руками. – У одного только купчишки на продажу есть. Мы уже ходили, сличали. Те не в пример дешевле.

– Из старых, стало быть, запасов? – поворачивая джерид то так, то этак, рассеянно спросил Башмаков и вдруг, почти не целясь, запустил им в дверь. Попал ровнехонько в щель меж досками – и острия не повредил, и ловкость свою проявил.