Персидский джид

– Я, твоя милость, сразу заподозрил, что злодей наш – не простой человек, – выступил вперед Богдаш. – Простой – как? Он все больше кистенем! А коли нож из-за угла метать, так он и хлебным ножом метнет, и каким попало. Ведь нож мечешь и не знаешь, вернется ли. А тут злодею, видать, все равно было – у него таких-то игрушек полны сундуки…

– Раньше джериды к ножнам тонкими шнурками крепились, – возразил Семейка.

– Все три или четыре, сколько в джиде было. Метнешь, не долетит – обратно притянешь.

Башмаков еще раз оглядел черенки.

– Твоя правда, Семен. Вон колечки. Да только шнурка, чтобы злодея притянуть, я не вижу.

– Со шнурком кидать – это еще уметь надобно, – объяснил Семейка. – Вот он, злодей-то, и отвязал.

– Или удаль молодецкую показывал – мол, мне, как распалюсь, ни черта не жаль! – высказал свое мнение Богдаш, который, видать, и сам был таков.

– Будет вам, – прервал эти изыскания Башмаков. – Стало быть, побег Даниле не приснился. И устроил тот побег человек, который тут, на Москве, объявился и вокруг воровских денег вертится. Придется докапываться… Семен, поедешь в Казань?

– Как твоя милость прикажет, – отвечал Семейка.

– Кого с собой возьмешь?

– А Озорного. Мы с ним навычны в паре-то работать.

– Сегодня отдыхайте, завтра утром будьте в Коломенском, я вам к воеводе грамоту дам. Грамоту-то вы ему передайте, да и сами не зевайте.

– А мы в посаде послоняемся, разведаем, – сказал Тимофей. – Вон Семейка по-татарски еще не разучился, я тоже кое-что разумею, напоим кого следует, языки развяжутся…

И замолчал, чуть наклонив голову, чуть вытянув вперед шею, чуть приоткрыв рот, что, вместе взятое, составляло целый вопрос: дьяк, а дьяк, денег-то нам на это дельце дашь или за свои нужных людей поить придется?

Башмаков усмехнулся.

– Горазды вы все на государевы деньги разгуляться…

– Так служба ж такая! – воскликнул Тимофей, вложив в свои слова едва ль не клятву на кресте: да коли великому государю надобно, и до поросячьего визгу напьемся, себя не пожалеем!

– В Коломенском деньги получите. Узнать вам надлежит вот что. Кого те налетчики увели из подземной тюрьмы. За что те люди в узилище сели. Попадались ли ранее. Был ли до того такой налет на тюрьму. Это – первое. Второе…

Башмаков достал кошель, вынул завернутые в бумажку деньги.

– Это – воровские, тратить не вздумайте, – предупредил он. – Те самые, что вы на мертвом теле нашли. Докопайтесь, ходят ли такие деньги в Казани. Коли найдете там подобное, сличите. А ежели доберетесь, откуда в Казань воровские деньги идут, то за наградой не постою.

Семейка принял сверточек, сунул за пазуху.

– А вы, Богдан с Данилой, докопайтесь мне, кто таков покойный Бахтияр, что это за Бахтияр такой и кому он служил. Молчи, Богдан, сам знаю – дело непростое. Однако, молодцы, коли он меня перед смертью поминал – стало, это мое дельце… Что еще разобрали?

– Говорил невнятно, только и поняли, что твою милость зовет, да еще – «мышь», не то «мысь», «ядра» и «коло», – доложил Богдан. – «Мышь» – либо от Беклемишевской башни, либо «Мытный двор» не смог выговорить, что за «ядра» – одному Богу ведомо.

– А подобрали меж Водовзводной и Благовещенской… – Башмаков задумался. – Кремлевских нищих опросить…

– Опросили, твоя милость, – доложил Тимофей. – За своего не признали.

– Что ж за Бахтияр такой? Ну-ка, еще раз про него расскажите, с самого начала!

Рассказывать доверили Даниле – он Бахтияра от собак спасал и единственный с ним говорил. Данила выложил все, что помнил, особо подчеркнув нерусскую внешность и осведомленность Бахтияра.

Башмаков выслушал, хмыкнул, покачал головой.

– Следит кто-то за Приказом тайных дел, видать, ждет от нас пакости, – сказал он. – И для того был Бахтияр нанят. Иное мне на ум не приходит. Ну, не станем из пустого в порожнее переливать. Вас, Тимофей с Семеном, жду в Коломенском. Вы, Богдан с Данилой, отоспитесь – и за дело. В Конюшенный приказ я про вас напишу. Ну, с Богом.

Конюхи поклонились, безмолвно отвечая своим поклоном: все поняли, твоя милость, готовы потрудиться. Башмаков первым вышел из помещения, конюхи – следом, и расстались они без единого слова.

– В дорогу, стало быть, – сказал Тимофей. – И то! Застоялись Ворон с Лихим. А коли одвуконь – так надобно еще по бахмату взять. Я бы Балабана взял, он конь старый, да с ним и горя не знаешь, его и на ночь хоть не привязывай, никуда не денется, и ученый – незнакомой травы в пасть не возьмет.

– Я Буянку возьму, – решил Семейка. – Его уже к дороге приучать пора. А с опытными конями пойдет – у них и поучится. Заодно и поглядим, какова ему цена. Так, свет?

– Да еще сходим сегодня в храм Божий, молебен отслужить велим, свечки поставим.

– Тоже дело.

Пока Данила ездил в Хорошево, Тимофей побывал в Конюшенном приказе, договорился насчет сбруи. Сейчас следовало забрать ее, увязать в тюки, погрузить на телегу и отправить в Коломенское. Этим занялись Богдан и Данила, а Тимофей и Семейка стали собираться в путь – сходили в баню (ту, где трудилась сбежавшая в Соликамск Авдотьица), приготовили дорожные мешки. И, наконец, дошло дело до молебна.