Персидский джид

Просвета Данила не видел никакого. Евтихеев сперва велит с него всю шкуру ободрать, изготовит такую сказку, что из-под Беклемишевской башни дорога будет одна – на виселицу. А потом уж преподнесет государю свое превеликое достижение – разоблачил-де конюха-двурушника, что одной рученькой на Приказ тайных дел трудился, другой же – лесным налетчикам помогал. Тут-то и будет вбит клин между государем и Башмаковым…

Евтихеев видел, что Данилины губы шевельнулись, но не разобрал слов. Слова же были простые: «Богом клянусь…» Прочие прозвучали в Данилиной голове и в весьма путаном порядке. Не было принято на Москве клясться ни Богом, ни честью, этот обычай уцелел в памяти с давнего, оршанского времени. Но сейчас Данила без него не мог – он должен был поклясться, что не скажет на дыбе ни единого слова. Возвести поклеп на себя – значит возвести поклеп на Башмакова. Да и на товарищей заодно. Лучше уж молчать – пусть хоть на кусочки режут…

– Молчишь, сучий потрох? – почти ласково спросил Евтихеев.

Разумеется, он вложил в свой вопрос определенное ехидство. Но далеко ему было до Богдашкина злоехидства! Хуже некуда – Семейка с Тимофеем подъезжают к Казани, Богдаш как ни в чем не бывало купает лошадей. Дед Акишев, который знает многих в Разбойном приказе, и не подозревает, что нужно спешно бежать сюда с барашком в бумажке. А сердитый Ульянка небось по торгу бродит, калачами объедается.

– Ну, помолчи, помолчи…

Евтихеев взялся читать столбцы, подозвал Соболева, что-то ему показывал пальцем с умным видом, тот важно кивал, показывал пальцем иное. Оба делали вид, будто никакого Данилы в горнице нет, и одновременно – что написанное в столбцах имеет к нему прямое отношение. Данила искоса глянул на окошко. Нет, не уйти – рамы железные, в них узор из железных же прутьев в виде кругов и клиньев, и в этот узор вделаны куски слюды. Мало того – окно на замке, мало чем поменее амбарного! Как видно, не он первый додумался удрать из Разбойного приказа в окошко…

Данила, дав клятву, некоторое время был суров и мрачен – коли бы сейчас приступился к нему кат, и точно мог бы изрубить в кусочки, словца бы не услышал. Но невозможно долго стоять вот этак, пень пнем, и думать о погибели. Данила задал себе вопрос – что означает поведение Евтихеева? И хоть не сразу, но ответил: подьячий ждет Савку, посланного взглянуть на Бахтиярово тело. Бежать недалеко – туда и обратно, пожалуй, версты не наберется. А что такое верста для здорового бойкого молодца? Опять же, лишнего времени в избе для покойников не потратит – рожа у бедняги Бахтияра приметная, долго в нее вглядываться не придется.

Хоть в этом Данила оказался прав. Савка распахнул дверь, встал на пороге, быстро поклонился.

– Ну, что, врал конюх? – спросил Евтихеев.

– Не врал! Точно, лежит там Бахтияр! Да и не первый день! Я спрашивал, кто принес!

– И кто же?

– Конюхи с Аргамачьих конюшен… – и, увидев недовольство на лице подьячего, Савка тут же добавил: – Там смотрителем Федот Строчевой, он врать не станет, зачем ему?

– Не умничай! Как Бахтияра порешили?

– Рана в горле, узкий нож, не иначе, жилу перешиб.

– Какой еще узкий нож?

– Клинок в ширину менее полувершка, – Савка показал расстояние пальцами.

– Так и я говорил, что джеридом закололи, – подал голос Данила.

– А ты почем знаешь, что джеридом? – спросил Соболев.

Тут-то Даниле и стало страшно.

Он многому научился – ходить за бахматами и аргамаками, драться на кулаках, управляться с норовистым конем, и ему казалось, что главные науки в жизни усвоены. Он даже нашел способ справиться с Богдашкиным злоязычием. О том, что не всегда следует выкрикивать все, что тебе ведомо, он знал, но неким до поры бесполезным знанием. Это была уже вторая ошибка – пожалуй, что поопаснее первой.

Евтихеев встал, хмурый и грозный.

– Эй, молодцы! – крикнул он. – Бакшеева, Середникова сюда! Савка, стой, не пущай сучьего сына!

Данила понятия не имел, что затеял подьячий, но вряд ли приятное. Скорее всего, хотел, чтобы пленника немедленно отволокли в Беклемишевскую башню, к катам.

Сейчас, когда пытка стала неизбежной, Данила понял – нельзя до нее дожить! Нужно расстаться с жизнью сейчас же – в драке кинуться на чей-то нож. Подсаадачник и засапожник у него отняли в кабаке, но оставались джериды – стало быть, он мог прихватить с собой кого-то из Разбойного приказа на тот свет!

Отскочив в угол, он полез за пазуху и быстро вытащил замотанные в чистую тряпицу джериды. Тем временем вызванные подьячим Бакшеев и Середников вошли в горницу даже без поклонов.

– Ну-ка, возьмите молодца да обыщите! – приказал Евтихеев. – Непременно у него джериды сыщутся!

– Только суньтесь! – крикнул Данила и ухватил джерид так, как следует для броска.