Персидский гамбит. Полководцы и дипломаты

Стремясь добиться полного успеха, Фарадж-Уллах-хан прислал к Мустафе-хану парламентера с требованием, чтобы тот пожертвовал преданностью России в пользу Персии и отдал бы сына в аманаты, в залог своей верности шаху.

– Когда же Фетх-Али оставит мою семью в покое! – вытирал слезу Мустафа-хан. – То подавай дочь в гарем его сыну, то моего сына в аманаты! Ой, горе мне, горе!

И все же Мустафа-хан отказал персидскому посланнику.

После этого в переговоры с персидским сардаром вступил уже капитан-лейтенант Челеев.

Капитан-лейтенант дипломатом не был, а потому, взяв персидского посланника за шиворот и встряхнув пару раз для пущей убедительности, сказал:

– Передай хозяину, что ваш шах просит мира у моего императора, а потому ежели он, такой-растакой, не уберется тотчас из Талыши, мой император расстроится и не будет тогда твоему шаху никакого мира, а русские войска двинутся прямиком на Тегеран! Уяснил, любезный?

– О, да! О, да! – только и пролепетал посланец, вырываясь из крепких флотских рук.

Удивительно, но наглость и решительность одного капитан-лейтенанта разом изменила судьбу целого ханства. К всеобщему удивлению, Фарадж согласился покинуть Талыши, если Мустафа освободит трех влиятельных персидских сановников, взятых им по случаю в плен на Муганской степи. Требование было немедленно исполнено, после чего персы удалились. Жители стали постепенно возвращаться в свои селения, и порядок в ханстве мало-помалу восстановился. Что касается Челеева, он со своим отрядом еще некоторое время постоял у талышинских берегов, а с наступлением осенних штормов отбыл в Баку.

Уладив дела в Талышинском ханстве, Тормасов только пот со лба смахнул. Вопросов, которые надо было срочно решать, у него было не перечесть. Помимо стоящих у границы воинственных персов, у другой границы стояли столь же готовые к войне турки. В Абхазии полным ходом шла резня за наследство меж тамошними ханами, а ахалцихский паша и лезгины производили нескончаемые набеги на Грузию. С чего начинать и где заканчивать, было еще совершенно непонятно…

Глава третья

Преданность России Мустафы-хана Талышинского разрушила все планы Аббаса-Мирзы на 1810 год, и теперь он, опасаясь наступления Тормасова, решился предупредить это вторжением в Карабах.

В первой половине июня корпус Аббаса-Мирзы перешел по Худоперинскому мосту через Аракс, после чего его отряды растеклись по всему Карабаху. Надо отдать должное Аббасу-Мирзе (с каждым годом набиравшемуся боевого опыта), вторжение в Карабах он провел стремительно и скрытно.

Не зная еще о вторжении, но предполагая, что оно вот-вот произойдет, командовавший обороной Карабаха генерал-майор Небольсин решил занять селение Мигри. Находясь на левом берегу Аракса, селение Мигри являлось ключом Карабаха и Тавриза, от которого отстояло всего на сто верст. Не подозревая, что селение к этому времени уже занято персами, приказал полковнику Котляревскому, с батальоном 17‑го егерского полка, занять этот передовой пункт.

Уходя к границе, русские егеря еще не предполагали, какой трудный и кровавый путь у них впереди. Фактически батальон уходил на верную смерть, ибо впереди его ждала целая персидская армия.

Неприятности себя ждать не заставили. Еще двигаясь на Мигри, Котляревский неожиданно столкнулся с тысячным отрядом Керим-хана, спешащим из Нахичевани на усиление мигринского гарнизона. И хотя встреча была неожиданной для обеих сторон, Котляревский, не растерявшись, немедленно атаковал неприятеля, разбил его и заставил Керим-хана убраться с его дороги.

Теперь Котляревский двинулся к Мигри напрямик, через карабахские горы, по тропинкам, известным одним лишь немногим проводникам. Двое суток карабкались егеря по сожженным солнцем скалистым горам, то спускаясь в глубокие пропасти, то взбираясь на голые безжизненные утесы.

Несмотря на трудности горного похода, среди молодых солдат царило оживление, как-никак первый бой и сразу победа. Старики были настроены менее радостно:

– Разве это бой! Это так, в носу поковырять! Главные драки у нас только впереди, и тогда уже колоться штыками придется, пока руки не отнимутся! – говорили они молодым.

Котляревский, слушая эти разговоры, только губы кусал. Понимал, что ветераны правы.

Котляревский оглядел походную колонну. Желтые погоны егерей, короткие штуцера и длинные тяжелые штыки были покрыты слоем белой пыли. По шеям и щекам солдат катился пот. Утомленные многочасовым маршем, обремененные зарядами и ранцами, они шли, еле волоча ноги.

– Привал! – объявил Котляревский. – Всем отдыхать, костров не разводить, караулы выставить!

После привала марш продолжился. Отдохнувшие егеря шли уже повеселее. В головной роте кто-то даже затянул любимую солдатами песню про бесстыжую Машку:

А я Машку налажу…
ночевать к себе
распомажу…
…а я Машку…

Но запевалу не поддержали, так как двигаться по горной тропе, то и дело перепрыгивая через камни, было все равно трудно и муторно.