Персона

Джульетта без конца плакала. Мне приходилось постоянно ее уговаривать, внушая, что мы должны сидеть тихо и ничем себя не выдавать. Концепции охоты – смертельной игры между хищником и жертвой – она не понимала. Мы выступали в роли жертв невидимого хищника. Чтобы выжить, нам надо было стать им. До нас по-прежнему доносилось все, что происходило снаружи. Криков было меньше, но они становились пронзительнее и сильнее. Выстрелы звучали хоть и реже, зато ближе к нам. Еще я слышала двигатели грузовиков и голоса незнакомых мне мужчин. Не знала, что привело к этой панике, но понимала – мне поручили миссию защитить сестру.

В этой норе мы прождали несколько часов, может, даже дней. Наш дом неоднократно обыскивали. Когда мы слышали, как над головами шлепали по деревянным доскам шаги, как переворачивали стол, как рассыпали по полу содержимое шкафчиков, я каждый раз зажимала Джульетте руками рот.

Кроме того, мы улавливали обрывки разговоров. Какой-то мужчина задавал вопросы о «герильерос», затем воздух прорезали страшные крики. В наших жилах стыла кровь, мы скрючивались и тесно прижимались друг к дружке. Я не понимала, что такое «герильерос», и крики объяснить тоже не могла. Мы ждали. Ждали, сами не зная чего, но у меня была миссия. Потом я услышала, как вслед за другими закричала мама. Таким же криком, что и остальные, – пронзительным, жутким, не поддающимся контролю. От каждого из них мое тело пробивал разряд, как в те мгновения, когда Джульета со скрипом писала мелом на доске в классе моего биологического отца. Чтобы отчетливее расслышать вопросы мужчины, я напрягла слух.

– Где девочка-златовласка?

Он говорил о нас. Мне было страшно, меня обуял ужас, но воля оказалась сильнее. Я поняла, что он искал нас. Зачем? Этого я не знала, и никакой возможности выяснить, что он имел в виду, у меня не было. Мама вопила все тише и тише, вскоре ее пронзительные крики сменились хрипом. Я практически ее больше не узнавала. Вспомнила ее слова – «Ни под каким предлогом отсюда не вылезайте. Ни под каким» – и постаралась больше ничего не слышать. Все время, пока она заходилась криком, пока до неузнаваемости менялся ее голос, я снова и снова повторяла эти ее слова. Джульетта плакала. А в перерыве между рыданиями говорила, что ей надо помочь. Она не желала здесь прятаться, когда маме делали больно. Признав ее правоту, я решила выполнить оба моих обязательства – защитить сестру и прийти на выручку маме.