Персона нон грата

— Моя работа — через границу ездить. Туда — обратно, двести долларов в карман. Усекаешь?

— Я бы тебе усек…

— Ладно, вали отсюда, свет загораживаешь.

Костя бесполезно сжал в карманах кожанки кулаки. Не драться же с этим бездарным мазилой, но талантливым спекулянтом. Сейчас наступило время таких, как он: купить, продать, обмануть.

Пару лет назад Першилин был на экскурсии в столице и стал свидетелем колоритной сценки. Сдвоенный наряд — четверо вооруженных дубинками полицейских — гнали стадо «коробейников», роняющих вперемежку слезы, сопли и упаковки спичек, которыми они вздумали удивить Европу, торгуя в подземном переходе.

Теперь картина иная — поезда с Востока доставляют крепких парней, для начала обложивших данью «блошиные» рынки. И полиция уже с опаской подступается к бандам мафиози из СНГ, играющих всерьез и по-крупному: наркотики, бриллианты, старинные иконы и холсты. «Окно в Европу» отопрут отмычки…

— Дай-ка мне ключ от комнаты Боевой славы, быстро, — сказал Костя художнику, лениво поднявшему голову. По лицу Першилина он понял, что повторять капитан не будет, живо вытянул из кармана связку ключей и протянул:

— Смотри, пожалуйста. За это еще денег не берем.

Костя открыл дверь и нащупал выключатель. С мелодичным перезвоном вспыхнули под потолком лампы дневного света, ожила электрифицированная карта боевого пути гвардейского дважды орденоносного полка. Ленинград, Кенигсберг… Пульсирующая цепочка огоньков врезалась в центр Европы, как пущенная тугой тетивой стрела. «Возможно, — подумал Костя Першилин, — действительно настала пора вытаскивать “стрелы”, но не так, как это делаем мы сегодня».

С увеличенной фотографии в лицо Косте смотрел капитан Федор Прокопов:

— Уходишь, братишка?

— Уходим, капитан.

— В два месяца, говоришь? А мы шли сюда четыре года.

— Мы отстояли здесь почти полвека. Теперь другие времена. Говорят, живем в общеевропейском доме, еще про добрую волю, демократию, плюрализм…

— Ругайся по-русски, здесь женщин нет. Про добрую волю я тебе объясню: не верь ты сказкам. Перед войной у нас с Германией тоже договор был, я сам политчас проводил с технарями, распинался, какой он хороший. Потом видел, как горели наши «бомберы» прямо на летном поле. Мой «ишачок» против «мессеров» не потянул — сбили в первом бою. А теперь ты уходишь…

Костя отвел взгляд: что мог он объяснить Федору Прокопову, вся биография которого была небо да война? «Комсомолец, на самолет» — открытая кабина По-2, «Ни шагу назад!» — курносый «ишачок» И-16, Сталинградская битва — Як-1, затем Як-3. Победа и трагическая смерть на повороте дороги вдали от дома и родных могил.

Никогда и ни перед кем Костя не оправдывался, а сейчас, как провинившийся, опустил голову:

— Я не ухожу, капитан! Меня отправляют. Первым эшелоном, только не в сторону передовой. Мы отступаем сегодня. Говорят, что так надо, что все делается правильно и по плану, по крайней мере — по графику, пусть ускоренному. Но один черт — мне жутко стыдно, будто разучился летать или перестал быть мужиком. Когда не уважают твою страну, ты и сам теряешь в собственном весе.

Капитан Федор Прокопов неуступчиво глядел с фотографии. Капитан Костя Першилин продолжал свой безмолвный грустный монолог:

— Мы, конечно, выполним и этот приказ, и все другие, которые будут отданы. Перебазируемся в какой-нибудь степной простор, заживем в палатках, как под Чернобылем. По нынешним временам палатка — самое подходящее жилье. Ведь не успеешь обосноваться, а степь объявит суверенитет. И опять бросай чемодан в вертолет, ищи себе новое место посадки. Или нанимайся в любую кавказскую армию, чтобы… атаковать своих.

Першилину представилось невероятное: в воздушном бою над горами он лоб в лоб сходится с истребителем фронтовых лет. В кабине «ишачка», откинувшись на бронеспинку, сидит Федор Прокопов. Он не свернет, не изменит курса, он пойдет до конца…

Костя достал из внутреннего кармана кожанки помятый вымпел, некогда удостоверявший его право выполнять полеты за капитана Федора Прокопова. Поместил рядом с фотографией. Наклонив голову, повернулся через левое плечо и вышел из комнаты Боевой славы полка.

Ночь была звездной.

31. Кому нужен лысый скальп?

В полночь лучи прожекторов скрестились на человеке восточного обличья в черном смокинге и белой чалме. Он коротко поклонился и взмахнул рукой, рассыпая по углам алмазный блеск перстней:

— «Ширали» приветствует своих гостей!

Опять выпивка, стриптиз, отбивающий сон черный кофе под занавес… Если и телефонный звонок был просто розыгрышем, то можно умереть от скуки за столиком в полутемном зале, где полуобнаженные тела изображают полупорнографические сценки.

Конрад Лейла щелкнул пальцами:

— Двойной «Вайнбрандт»!

Он не хотел идти в «Ширали». Настояла Моника: «Вдруг эта встреча будет важной?»

«Для меня нет ничего важнее тебя», — не шутя ответил Конрад.

«Тогда тем более шагай, полковник, — поцеловала его в щеку Моника. — Мне нужно наедине побеседовать с господином Коложваром. Завтра увидимся». «Завтра суббота, выходной день. И о чем…» — «Значит, в понедельник. Чао!»