Персона нон грата

Проклиная все на свете, Конрад из министерства поехал домой, принял душ, сменил рубашку и в назначенный час явился в «Ширали», где столик на двоих был заказан. Две свечи горели в бокалах. На сцене раздетая под турчанку красотка призывно крутила животом против часовой стрелки. Тоска!

Конрад Лейла выпил коньяк и заказал новую порцию. Две теплые ладони охватили его голову. Он узнал запах духов и понял, что новый день, начавшийся десять минут назад, обещает ему радость.

— Моника, — сказал он дрогнувшим голосом.

Она села напротив, от пламени свечи зажгла длинную сигарету.

— От свечи не прикуривают, — заметил Конрад, любуясь женщиной. — Это плохая примета.

— Ничего, — отмахнулась Моника, — ничего. Я загадала: если ты меня узнаешь, все будет хорошо у нас с тобой. И ты меня узнал… господин заместитель министра.

— По-моему, ты где-то приложилась к рюмке, Моника.

— Нет, Конрад, хотя доктор Агаштон и предлагал нечто экзотическое из одуванчиков и бананов, чтобы отметить наше маленькое соглашение. Я отдала пленку с записью его беседы с Коложваром. Но прежде один вопрос: надеюсь, ты не жаждешь скальпа этого сосунка?

— Я потомок янычар, а не индейцев, — рассмеялся Конрад. — Да и потом: кому нужен лысый скальп?

— Тогда все нормально, мой дорогой шеф, — сказала Моника. — Коложвар унесет свой скальп в министерство приватизации, ты по праву займешь прежнее кресло, и в понедельник я сварю тебе кофе получше той бурды, что подают здесь.

Тихо звучала восточная музыка. Конрад Лейла не обращал внимания на то, что происходит вокруг. В стеклах положенных на стол очков, в стекле бокала и глазах Конрада отражалась Моника. Она была все в тех же белой кофточке и черной юбке, что и на работе, и в этом наряде выглядела почти девочкой.

Он спросил:

— Сколько лет твоей Эдите?

— Чертова дюжина — тринадцать.

— Трудный возраст, — озабоченно заметил Конрад Лейла. — Спроси при случае, она не будет против снова завести папу? Правда, у кандидата скверные привычки…

— Я знаю, — кивнула Моника и ядовито добавила: — В частности, он не может пропустить мимо ни одной юбки, чтобы не оглянуться.

Конрад оглянулся и хмыкнул:

— Я оглянулся, но не увидел ни одной юбки… Разве что на тебе, мой бесценный секретарь.

Моника поднялась из-за стола:

— Поехали?

— А стриптиз? — спросил коварный Конрад Лейла.

— Так и быть, — вздохнула Моника, — досмотришь у меня дома.

…Они лежали рядом, в темноте, подсвеченной огоньками их сигарет.

— Это было совсем несложно, Конрад. Они наглые и смелые с доверчивыми и слабыми. Не только из-за тебя… Еще хотелось щелкнуть по носу этих новых хозяев жизни. Правда, Конрад, мне пришлось обещать, что молодой подонок…

— …по имени Дональд Фишер…

— Да. Что ты…

— …что я оставлю его в покое. Черт с ним. Пусть живет. На чем-нибудь да попадется снова. Зато…

— …ты не дашь в обиду старика Фельда.

— Вот именно. Ты читаешь мои мысли, Моника.

— Сложнее было разбирать твой почерк.

Моника протянула руку к изголовью кровати, включила ночник, посмотрела на часы:

— Уже утро. Я не заметила, как прошла ночь.

— Она не шла, она летела, — сказал Конрад Лейла, когда-то сочинявший стихи. На прикроватной тумбочке он только сейчас заметил высокий стеклянный цилиндр, в котором на разных уровнях качались разноцветные шарики. К каждому была прикреплена бирка с цифрой.

— Термометр, — перехватила Моника его взгляд. — Не знаю, какой тут принцип, но у поверхности всегда один поплавок. Цифра показывает температуру. Эдита подарила на день рождения. Вот-вот, гляди…

На глазах один шарик погружался, другой, будто батисфера, всплывал со дна цилиндра. «Принцип такой же, как в жизни, — подумал Конрад Лейла. — Если не сумел удержаться на плаву, то идешь на дно. Но почему же у меня нет принципов, а у Моники есть?»

Он прикоснулся губами к ее плечу. Бархатистая кожа была прохладной.

Моника выключила свет:

— Сильвестра Фельда я отлично помню. В нашем отделе все звали его только «дядя Вести». Не дай его в обиду, обещаешь?

— Да, — сказал Конрад Лейла и прислушался к печальному звону стекла в тишине. Это выбывший из игры поплавок медленно погружался на дно, касаясь стенок цилиндра.

32. Эмболия

Лучи фар выхватили из темноты рекламный щит. Улыбающийся тигр с гвоздикой в зубах. «Эссо». Заправка. Время работы от 0 до 24 часов.

Лоранд бросил взгляд на приборный щиток. Пора подкормить «фольксваген-гольф» и самому выпить чашечку кофе. Отоспится уже по ту сторону границы, в маленьком семейном пансионате, где из окон видны горы, а на завтрак подают хрустящие булочки с марципановой начинкой.

На площадке автозаправочной станции было пусто, в душе Лоранда тоже. У колонки с бензином «супер» он остановил машину. Подошедший паренек в оранжевом комбинезоне спал на ходу. На часах было четыре — самый глухой и мертвый час ночи.

— Полный бак, — сказал Лоранд. — И чашку кофе.

— Извините, господин, кофе не будет. Кофеварка сломалась. Три дня никто не брал бензина, зато все пили кофе.

— Почему же вы ее не почините? На худой конец, я бы выпил и растворимый.