Персона нон грата

Десантной группы и врача, естественно, на борту не было. Першилин разлепил пересохшие губы, нажал тангенту:

— Бородин?

— Здесь, командир.

— Справишься сам или Мельников поможет?

— Без «или». Она… Она совсем тоненькая, командир.

— Аптечка?

— Есть.

— Тогда с богом, Филиппок!

Взметнулись песчаные протуберанцы, поднятые несущим винтом. Першилин выбрал режим полузависания, когда вертолет лишь чуть касается земли колесами и точно на цыпочках стоит. Вот машина чуть качнулась: Бородин спрыгнул на песок. На борт он вернется вместе с Евой.

За лобовым остеклением теперь совсем близко маячил школьный автобус, окутанный дымом. Дымом горящей проводки и обшивки, дымком последних воспоминаний. Всю свою сознательную автомобильную жизнь «пазик» возил детей: в дождь, снег и жару. В его салоне учинялись потасовки и поверялись секреты, шуршали шпаргалки и любовные записки. Первоклашки любили подпрыгивать на сиденьях, а выпускники, бывало, покуривали на последнем ряду, и табачный дым поднимался к потолку и совсем не походил на чад тлеющего электрожгута. Что за подлая штука жизнь, где заслуженные школьные автобусы обращаются людьми в мишени для огненных стрел!

Костя думал об автобусе, чтобы не думать о Еве. Вертолет снова чуть накренился, как черпнувшая бортом лодка. Теперь на борту стало четверо.

«Золотая» стрелка радиокомпаса указывала курс на свою «точку», Першилин выжимал из движков все и еще чуть-чуть, жалея, что не избавился от бомб. При подходе к аэродрому затребовал на полосу врача и санитарную машину. Командно-диспетчерский пункт окатил ледяным душем:

— «Таблетка» с врачом ушла за раненым на полигон.

Беда одна не ходит.

Вертолет приближался к месту четвертого разворота посадочной коробочки. Отсюда неплохо был виден центр города. Кирха вонзала в небо острую шпору своего шпиля. Плавились под солнцем медные флюгеры над черепичной крышей магистрата. Вот разморенная зноем Ратушная площадь, где от каруселей и тира осталось одно воспоминание. И одна фраза, застрявшая в голове: «Русские стреляют хорошо!» Вот уже несколько минут звучала она в ушах назойливым рефреном, поэтому Костя не сразу понял Бородина:

— Командир, ей плохо… Командир, быстрее заходи…

Семь бед — один ответ. Першилин изменил курс и включил аэронавигационные огни и проблесковый маяк. Он не знал, что ждет его дальше, так пусть же последний раз выбор будет за ним.

В левом углу приборной доски, на самом ее краешке, есть тумблер включения посадочной фары. Она помогала Першилину в снежных буранах арктической ночи, и он машинально щелкнул тумблером. Ну, Конек-Горбунок, выручай!

Сирена взвыла над притихшим, как перед грозой, городком. Обычным городком в центре Европы…

21. Кое-что получше пистолета

Независимая правдивая — так значилось в титуле — газета «Завтрашний день» выходила тремя выпусками — утренним, дневным и вечерним, имела еженедельное приложение, иллюстрированный вестник спорта и мод, красочный вкладыш для детей по воскресеньям и свой канал на телевидении. В любом городе страны на каждом перекрестке маячили фигурки в безрукавках фирменных цветов — белого и зеленого. Красный свет светофора был для них сигналом. Разносчики кидались к замершим машинам — своей добыче и удаче, если верить принципу личной инициативы, который исповедовали все издания концерна. Кто-то брал у разносчика газету, кто-то нет, но через минуту светофор снова вспыхнет красным огнем, и главное — не упустить свой шанс, как не упустил его господин Максвелл, из-за океана сумевший увидеть и прибрать к рукам прибыльное дело. Поздно ночью кассиры сгребали тусклую мелочь с цинковых поддонов в брезентовые мешки. Снимая нитяные перчатки, делавшиеся черными за один день, служащие бухгалтерии слышали гул ротационных машин, а уже совсем поздно ночью из ворот типографии выезжали грузовички с тугими пачками завтрашнего номера для провинции. Утренний выпуск для столицы пополнялся свежими новостями до последнего часа: дежурный редактор был вправе остановить печать, чтобы втолкнуть на первую полосу «жареный факт».

Сегодня он счел сенсацией репортаж «Курок взведен!». Автору был размечен повышенный гонорар, о чем заведующий провинциальной сетью репортеров уведомил Петера незамедлительно, приказав к вечеру выдать новую информацию по русскому аэродрому.

Петер Дембински поклялся сделать все, что можно, и положил трубку. Да, этим утром он ухватил за хвост свою удачу. Сейчас сесть за руль, смотаться к аэродрому, где шли полеты, и еще до четырех склепать лихой репортаж: «Невзирая на предупреждение». Он сунул в карман куртки-плащевки диктофон, удержался от новой рюмки «молока солдата», как любовно называл ямайский ром, и бодро вышел на крыльцо своего двухэтажного особнячка.

По усыпанной песком дорожке, независимо помахивая корзинкой с зеленью, шел навстречу Сильвестр Фельд.