Персона нон грата

Сейчас крутящееся кресло командующего было пусто, сам Анатолий Митрофанович в нерешительности стоял у порога, и некому было в ответ на зуммер нажать клавишу селектора. Возвращаться Фокину определенно не хотелось. Все утро и так ушло на телефонные разговоры. Он принимал доклады из отдельных частей и соединений: ход боевой учебы и подготовки к выводу войск Группы, происшествия — от крупных Бог на той неделе миловал, — просьбы, и вдруг неожиданно вырвавшаяся у командира десантников новость: «А у нас — тройня, товарищ командующий! Жена старшины роты родила сегодня ночью…» И Фокин, сам недавно ставший дедом, спросил заинтересованно: мальчики или девочки, как самочувствие матери и чем помочь старшине со странной фамилией Абибок.

На минуту выключенный из обычного круговорота дел, Анатолий Митрофанович подумал тогда: а ведь это и есть самое главное известие по Группе войск: три маленьких человечка этим утром вступили в мир, и нет им дела, сколько ротных и батальонных тактических учений в летнем периоде обучения проведено с оценками «хорошо» и «отлично». Нимало не волнует крошек, как идут дела в пункте перегрузки, где отправляемые на восток платформы с танками стукаются чугунными лбами буферов. Все это преходяще, а вечное — мать и дитя, сердцевина жизни, вершина пирамиды ценностей.

Однако министру обороны генерал-полковник Фокин ничего не сказал о тройняшках, а докладывал по утвержденному перечню, четко, кратко, без эмоций. При этом Анатолий Митрофанович стоял за конторкой, где были разложены графики, сводные схемы, где белели плотные листы блокнота, имевшего на корешке гриф «Совершенно секретно». Сегодня блокнотом не пришлось воспользоваться: министр не ставил конкретных задач, сам после отпуска входил в обстановку и, пожелав всего доброго, простился до следующего понедельника. Фокин поблагодарил связистов за хорошую слышимость, захлопнул блокнот, собрал документы в одну папку и почувствовал приятную усталость человека, выполнившего главное дело дня.

Теперь он мог законно перевести дыхание. Было время обеденного перерыва, в бассейне Фокина ждала «его» дорожка и массажист, и вовсе необязательно возвращаться с порога, чтобы узнать, кто такой настойчивый и нетерпеливый прорывается к командующему по селектору. Совершенно необязательно, а ноги сами несли кряжистую фигуру к конторке светлого дерева, вот уже лет десять неразлучной спутнице Анатолия Митрофановича вместе с, увы, остеохондрозом, определившим потребность в такого рода мебели.

Генерал-полковник Фокин шел по ковровой дорожке, а в другом здании и кабинете генерал-майор авиации Максимов подыскивал слова, чтобы точнее выразить суть происшедшего на полигоне при пуске реактивных снарядов. Несчастный случай? Преступная халатность? Злой умысел?

Александр Георгиевич сидел у селектора, оборудованного по-авиационному выносным микрофоном, со встроенными электронными часами, которые бесшумно выстреливали секунду за секундой. Эхо ракетного залпа, задевшего гражданку страны пребывания, аукнется Группе войск большими политическими последствиями. И какая только нечистая сила принесла девчонку на полигон, помогла незамеченной миновать оцепление, подставила под осколки?

Максимов подумал, что не зря то место называется «Танцплощадкой ведьм». Полигон и раньше подкидывал неприятные «вводные». Однажды мальчишки утащили имитационную бомбу, другой раз олень запутался в колючей проволоке. Проблем стало больше, когда несколько лет назад окрестности пустоши объявили национальным заповедником.

Чуть подавшись вперед, сжимая подлокотник кресла, Максимов смотрел на табло электронных часов, а видел набегающую в прицел полигонную землю. Не только в кабине самолета можно чувствовать себя на боевом курсе. Сидя в покойном кресле, Александр Георгиевич понимал, что ни вправо, ни влево уклониться нельзя, и напрасно он ищет округлые слова, когда случай на полигоне укладывается всего в две буквы — ЧП. Чрезвычайное происшествие. Так и надо сказать командующему.

На пульте мигнула лампочка, усиленный динамиком голос раздался в кабинете:

— Фокин слушает.

Генерал-полковник Фокин слушал стоя. Он умел принимать удары судьбы, но этот чуть не вышиб почву из-под ног. Побелели костяшки пальцев на руке, которой Анатолий Митрофанович сжимал край конторки. Горло сначала перехватило от неожиданности, а потом он уже сам усилием воли перехватил готовые сорваться с языка слова. Отдышался. Сказал:

— Немедленно назначить расследование.

Постепенно в мир возвращались краски. Фокин увидел свою загорелую руку с побелевшей на суставах кожей, край конторки, аккуратную жестяную бирку на ней: «Главный склад шведско-американской конторской мебели. СПб, Б. Конюшенная, 13. Тел. 457-42». Где теперь тот телефон? Никто не ответит по этому номеру, не поднимет трубку, а конторка стоит себе на четырех ногах, пережила революцию и Гражданскую, две мировые войны и, сделанная надежно и прочно, переживет генерал-полковника Фокина и подавно.

Вещи долговечнее людей. Эта неоригинальная мысль почему-то неприятно поразила Анатолия Митрофановича.