Персона нон грата

Накануне Ржанков в сувенирной лавчонке на Ратушной площади купил подробную карту города. Названия улиц не менялись, похоже, веками, не то что в столице. Была улица Ружейных кремней и Горячих булочек, одна, круто изогнутая, подобно чубуку, именовалась соответственно — улица Трубка, а та, где жила Ева Миллер, называлась улицей Бабочек.

Бабочкой, порхающей над лугом, и представилась Ржанкову во сне эта девушка. Сам Геннадий Николаевич тоже обладал способностью парить в воздухе, и они вместе полетели к городу. Вот шпиль ратуши, колокольня кирхи, красная черепица крыш. Девушка сложила за спиной розовые крылья и знаком показала Ржанкову тоже заходить на посадку.

Сон продолжался, но уже кошмарный. Не только улицы Бабочек и Горячих булочек составляли топонимику городка. Ева вела Ржанкова по переулку Последнего Причастия и Кладбищенскому съезду, она робко прижалась к нему на улице Черных крыс, в конце которой вдруг вспыхнули и ослепили диким огнем десятки горящих глаз. Геннадий Николаевич обернулся к Еве, чтобы успокоить и сказать, что не даст ее в обиду, но девушки рядом уже не было: у щеки Ржанкова шелестели листья плакучей ивы.

Далекий от веры во всякую чертовщину, Ржанков вспомнил, проснувшись, поэтическую легенду о Мавках. Мавки — души погибших насильственной смертью девушек, которые оживают весной вместе с природой. Оживают ветвями среди ветвей, былинкой в полях, светом утренней звезды среди звезд.

Ева Миллер и Костя Першилин, Конрад Лейла и Сильвестр Фельд, майор Вициан… За прошедшие двое суток они вошли в жизнь и мысли полковника, не давали спокойно заниматься текущими делами.

Полковник Ржанков вызвал дежурную машину. Пока авторы «Последнего предупреждения» не давали о себе знать, однако меры повышенной безопасности в отношении аэродрома и военного городка вертолетчиков продолжали действовать. Сколько еще часов или дней держать людей в напряжении? Чтобы ответить на этот вопрос, Ржанкову требовалось найти тех, кто подбросил на КПП ультиматум.

Перед отъездом Геннадий Николаевич набрал номер Конрада Лейлы. Телефон не отвечал, хотя вчера договорились созвониться, дежурный по управлению столичной полиции сказал:

— Полковник Лейла вылетел в командировку.

— Вылетел? — удивился Ржанков. — Куда? — Ответом были короткие гудки. Дежурный повесил трубку. Впрочем, Ржанков и без того догадывался об адресе спешной командировки: Охотничья Деревня у Края Луга. Что-то опять происходило там, где в последнее время все туже стягивался узел, распутать, а не разрубить который хотел бы Ржанков.

Узел стягивался не только там. Включив в машине радиоприемник, Геннадий Николаевич сначала услышал об объявленной по всей стране забастовке водителей, а вскоре и увидел на дороге ее приметы. Грузовики перегораживали автостраду у бензоколонки, поодаль белели палатки.

— Приехали…

Водитель Ржанкова, все тот же лихой одессит Трандофилов, недолго думал:

— Рванем по обочине, товарищ полковник. Я их сделаю, как котят.

— Здесь не шутят, — покачал головой Геннадий Николаевич и выбрался из машины на мирные переговоры. Двое пикетчиков подошли к нему — толстяк средних лет в засаленной кацавейке и длинный парень в ковбойских сапогах.

— Русский? — первым спросил толстяк.

— Русский, — сказал, как выругался, молодой «ковбой».

Слово было одно и то же, а интонация — резко полярная. Толстяк был настроен дружелюбно. Ковбой сузил глаза на номере ржанковской машины:

— Да еще из Группы войск.

— Тогда надо пропустить, — отер пот с лица пожилой пикетчик. — Люди служивые.

— Тогда особенно надо подумать, — возразил второй. Подходили, выбираясь из кабин своих видавших виды грузовиков, другие водители. Над асфальтом поднималось марево. Ржанков ослабил узел галстука. Сказать им, что сам начинал рабочую биографию за рулем изношенного «газона»? Что понимает их недовольство неудержимым галопом цен, разделяет беспокойство за день завтрашний?

Тихо, удивительно тихо на развязке автомобильных дорог у бензоколонки, где наповал сражают цены за бензин и солярку. Не слышно нетерпеливых гудков. Двигатели молчат! Не скрипят автомобильные покрышки. Намертво затянуты «ручники». Ветер гонит по обочине окурки и пустые пивные банки.

Со скуки пикетчики готовы были слушать. Потихоньку — спешить некуда — окружили Ржанкова плотным кольцом. Попахивало винцом и потом, дух придорожного кабачка витал над толпой и автострадой, где замерло движение.

Ржанков подумал и оказал:

— Товарищи…

Товарищи? Водители переглянулись. Это слово почти вышло из употребления. Из гимназий оно было выставлено за дверь в одно время с учителями русского языка. В армии и полиции упразднено приказом министров обороны и внутренних дел вместе со звездочками на кокардах. Везде принято другое обращение: «господин». Но до «господина» явно не дотягивали собравшиеся у грузовиков люди в своих потертых кожанках, со сбитыми руками, хриплыми от дешевых сигарет голосами. Не очень сподручно и «коллегами» называть друг друга: «Коллега, взгляните под машину вместе со мной, подшипник карданного вала опять вызывает озабоченность».