Персона нон грата

Фокин приготовился отвечать, нарушая тем самым заранее утвержденный сценарий брифинга. Однако на ступенях офицерского клуба появился спикер министерства обороны полковник Келемен:

— Всему свое время, друзья. Сейчас перед вами выступит господин Жан-Пьер Дюневан. Прошли в конференц-зал. — Господин Жан-Пьер Дюневан жевал варежку минут сорок. Потом слово взял министр обороны страны пребывания. Смахнув невидимую глазу пылинку с лацкана светло-серого костюма, он затронул проблемы культурного обмена между армиями и говорил об этом со знанием дела, ибо прежде занимал пост министра культуры. Затем в ход пошли «свобода», «всеобщая безопасность», «гуманизм», «реальные гарантии».

Министры перебрасывались словами, как пестрыми мячиками. Журналисты заскучали. Ловко жонглировать понятиями они и сами умели.

Фокин достал из кармана кителя и положил перед собой заявление командующего Группой войск. Это и был его «главный калибр» на сегодняшней пресс-конференции. Хотя документ был подписан Анатолием Митрофановичем, обговаривался он в кабинетах Чрезвычайного и Полномочного Посла Советского Союза и министра обороны Российской Федерации. Кажется, все предусмотрено, чтобы ускоренный вывод полка транспортно-боевых вертолетов из страны пребывания прошел безболезненно для летчиков, технического состава, семей офицеров и прапорщиков. Предусмотрено все, а без зубовного скрежета не обойтись. Во что же превратилась могучая держава, если известие о возвращении на Родину повергает людей в уныние?

Жан-Пьер Дюневан дожевал свою варежку. У прессы есть вопросы? Вопросов у прессы не было.

Фокин поднялся и попросил минутой молчания почтить память журналиста Петера Дембински. Через минуту, нависая над полированной столешницей, зачитал текст заявления: учитывая интересы жителей города Охотничья Деревня у Края Луга… экологическую обстановку… руководствуясь новым политическим мышлением… передислоцировать на территорию Российской Федерации вертолетный полк ранее намеченного графика, в течение двух месяцев, начиная с сегодняшнего дня…

Первый раунд пресс-конференции генерал-полковник Фокин выиграл. Второй тоже, выстояв под градом вопросов, из которых он не сумел ответить всего на один:

«Что будет с аэродромом, когда русские вертолеты улетят?»

— Вопрос не по адресу, господа, — сказал Анатолий Митрофанович. — Пользуюсь случаем, чтобы пригласить прессу на учение, которое начинается завтра. Автобусы будут ждать журналистов у штаба Группы войск в пять утра.

Желающих оказалось немного.

Третий раунд встречи в офицерском клубе прошел под звон бокалов. Генерал-полковник Фокин лишь пригубил рюмку, чем заслужил критику со стороны обоих министров обороны. Темно-синий костюм и светло-серый костюм простились с Анатолием Митрофановичем пожатием руки, вежливым наклоном головы. Шагая по ковровой дорожке мимо столов с бутылками и тарелками, зеркал и золоченых завитушек, генерал-полковник Фокин чувствовал горечь в душе и занозу в сердце: завтра вертолетчики помянут его недобрым словом. Но есть ситуации, в которых и генералы бессильны.

Невидимая заноза продолжала оставаться под левой лопаткой командующего Группой войск и сейчас, когда генерал-полковник Фокин забылся беспокойным сном на заднем сиденье лимузина. Нет-нет да и покалывала, вырывая Фокина из тревожной дремы, и тогда он видел клубящийся перед капотом автомобиля туман, в котором вязли лучи фар.

Предутренний туман был плотен и непроницаем, как завеса, которая скрывает от нас будущее. Приподнять бы, заглянуть хоть одним глазком, что ждет впереди. Может быть, уже проскочил развилку дорог, не заметив регулировщика, и давно пора нажать на тормоз. Не исключен и другой вариант: чуть притопи педаль газа и вырвешься на прямую дорогу, без кочек, рытвин и полигонных колдобин.

Знать бы, что ждет впереди, где на крайний случай подстелить соломки! Но нет, сплошное молоко перед глазами, плотная пелена, с которой тщетно сражаются лучи противотуманных фар. И пусть успех в этой битве переменный, луч надежды пробивает мрак неизвестности.

Старший техник понтонно-мостовой роты прапорщик Ежевикин, прошедший Афганистан и Чернобыль, не витал в эмпиреях, наставляя водителей перед ночным маршем в район учения:

— Соблюдать дистанцию. Руль держать обеими руками. За баранкой носом не клевать, а то проснетесь на том свете.

КрАЗы с многотонными коробками понтонов на закорках всю ночь ползли к реке проселочными дорогами. Под утро их обогнала машина командующего Группой войск — уже не черный лимузин, а уазик с длинными усами антенн. После этого колонна прибавила скорость. Через полчаса понтоновозы с ходу пошли на разгрузку.

Над рекой, над пологим берегом плыл, качался туман. С ним мешались сизые дымки из выхлопных труб КрАЗов и речных катеров, тоже привезенных этими мощными машинами. БМК-Т — буксирный моторный катер-толкач. Так именуются неуклюжие на вид, но очень маневренные посудины, почти не изменившиеся с той поры, когда генерал-полковник Фокин был рядовым и начинал службу в понтонно-мостовом полку. Сначала помощником, а потом мотористом БМК-Т.