Это был первый раз, когда Фальцетти открыто не подчинился. В ту же ночь он собрал своих камрадов и послал их «на выявление». Те обрадовались, потому что к пучерам относились с нескрываемой ненавистью и страхом.
Тогда они еще не знали, как искать пучеров. Это позже, только через неделю, когда охота будет в самом разгаре, гениальный Фальцетти приволокёт странную такую штуку с кривым раструбом, явно собранную из чего попало, которая при наведении на пучера начинала противно скрежетать и чем-то там вспыхивать – в общем, что-то из мезозоя, – а еще через день моторола по его заказу изготовит серию изящных как бы фонариков благородного желтого цвета. Не склонный к словотворчеству Фальцетти назовет свое новое детище «выявлителем», а его подчиненные с более подвижными в этом смысле мозгами почему-то переименуют его во «влунь». Выявлять ненавистных пучеров влунь будет безошибочно, правда, к тому времени камрады уже и сами пристреляются и брать с собой на «выявление» эту штуку станет для них стыдным проявлением непрофессионализма. Больше того, когда пучеризм, или попросту «возвращение», примет действительно всеобщий оборот, все влуни куда-то исчезнут – поздние исследователи «феномена П‐100» припишут это исчезновение поровну как попыткам первых камрадов-пучеров избежать разоблачения, так и тайному вмешательству моторолы, которому изобретение Фальцетти мешало в исполнении его планов.
Но это произойдет позднее, а сейчас камрады о пучерах знали только то, что те почем зря уничтожают каждого, кто появится в их поле зрения.
Для своей армии Фальцетти присвоил громадное количество бесколесок типа «гусеница». Изготовляли их планеты Йана дю-Берцеркера, но большим спросом они никогда не пользовались – при отличных ходовых качествах «гусеницы» были ужасно неудобны в управлении, да и вообще не слишком функциональны. В ту ночь «гусеницы» камрады испробовали впервые.
Было такое впечатление, что на город напали трупные черви. Отвратительно изгибаясь, около сотни бесколесок-«гусениц» барражировали над Стопарижем. Сотни глаз, вооруженных всеми мыслимыми приспособлениями того века, следили за происходящим, проникали через стены, пропускали увиденное не только через свою, предельно настороженную, интуицию, но и через интеллекторный анализ, любезно предоставленный моторолой. То и дело какая-нибудь из гусениц вдруг резко снижалась, и в том месте сразу начинал бушевать огненный ад – на всякий случай камрады в живых не оставляли никого. Способность убивать в огромных количествах, как выяснилось, не доставляла им никаких неприятных ощущений. Ну, если точней сказать, почти никаких, да и то в самом начале.
– Прекрати! – истерически заорал Дон, едва узнав о происходящем. – Я обещаю сохранить тебе жизнь, только немедленно прекрати!
– Ха-ха, – ответил ему Фальцетти тихим горловым басом. – Прекрати, как же! Я спасаю шкуру не только себе, но и тебе, и всем нашим людям. Я делаю свое дело. Ты не имеешь оснований возражать против моих действий. И помилования твоего мне не нужно. Хочешь взять мою жизнь – приходи и бери!
Дон встревожился. Он давно опасался чего-то в этом роде – уж слишком большую силу накопил Фальцетти, – но все же полагал, что до поры до времени, хотя бы до нападения на моторолу, они останутся союзниками.
А Фальцетти был счастлив. Он стремительно расхаживал по своему кабинету, больше похожему на тронный зал, чем на рабочую комнату, отчаянно жестикулировал и корчил невероятные рожи. Несколько минут назад вернувшийся с лечения ублюдок с новыми силами носился вокруг хозяина и только что не подпрыгивал от усердия. Он по-прежнему жужжал и вдобавок издавал какой-то новый звук – то ли хихикал, то ли подхрюкивал, непонятно.
Дон тут же собрал Совет Братства: Алегзандера, Козлова-Буби, Глясса, Витанову, – и они, друг на друга поорав часа полтора, решили, пусть даже в ущерб подготовке ко Дню Д, оказать Фальцетти противодействие и при первой возможности его самого уничтожить.
Но было поздно. По возможности стараясь не связываться с кузенами, Фальцетти теперь уже просто стал игнорировать запреты Дона и повел настоящую войну против пучеров. Противодействовать этому Дон просто не имел сил – его армия оказалась слишком малочисленной для серьезных боевых действий. Армия же Фальцетти день ото дня прирастала.
Самые разные приходили к Фальцетти люди, и всех он брал. И тут же «выпускал в дело». Приходили озлобленные, приходили разгневанные, просто испуганные приходили – тут не так испугаешься, когда выясняется, что тело у кого-то ты украл не навечно.
Быдлы какие-то вообще приходили, которых ни сумасшедшими, ни нормальными назвать было нельзя; поначалу принимал их Фальцетти за пучеров – даже ему, более других привыкшему к несходству его камрадов с породившим их Доном, казалось невозможным, чтобы из Дона могло развиться такое. Он сначала наладился отдавать быдл Врачам на проверку, но каждый раз оказывалось, что никакие это не пучеры, а вот просто такие люди.