Персональный детектив

И подошел он к Кублаху, и Кублах, отступая, пристально глядя, повел его за собой, и страшен был Кублах, самому себе страшен. Он подвел мертвого Дона – даже кровь с него уже не текла! – к двери дома Фальцетти, впустил его туда и сказал:

– Ох!

И мертвый Дон упал.

Глава 28. Конец Инсталлятора

Как сказал в своем хрустальном эссе «Остановка сердца» забытый еще при жизни, но неповторимо загадочный Имманоил Парагломбуляр, чудеса, то есть события, противоречащие законам природы, по мере развития разумной части Вселенной имеют тенденцию умножаться. Позже он уточнил, что на самом деле они, может быть, и не происходят вовсе, просто их вероятность, которая никогда не была нулевой, со временем увеличивается. Объяснял он это древней, забытой, как и он сам, гипотезой, превращенной им в стройную теорию, согласно которой Вселенная устроена «ненадежно», существует некий набор событий, которые законами природы запрещены, но при определенных обстоятельствах происходить все-таки могут, поэтому у нее существует особый контрольный департамент, который следит за тем, чтобы их не было. А все департаменты, даже природные, работают одинаково: раздутые штаты, масса ненужных дел, низкая эффективность. Я не в курсе, как функционирует департамент природы по недопущению чудес, но если он существует, то думаю, что только высочайшая начальная эффективность позволяет ему до сих пор с большим или меньшим успехом – мы же с вами всего не знаем! – отбивать все нарастающие нападения со стороны событий, законами природы не разрешенных.

Теорию чудес Парагломбуляра никто опровергнуть не смог, а то, что и ее, и ее создателя вскоре забыли, в первую очередь объясняется, говорят, его фамилией – причудливо уродливой и вызывающей недоверие. Когда-нибудь о нем вспомнят, и это тоже будет одно из чудес.

Я сильно сомневаюсь, что проход мертвого Дона был одним из чудес Парагломбуляра – не тот масштаб, – но всякое может быть. Потому что иначе как чудом этот проход объяснить нельзя. Потом, позже, когда все закончилось, при расследовании обстоятельств «феномена П‐100» этот посмертный проход объяснили тем, что Дон тогда был не до конца мертв, хотя о каком «не до конца» может идти речь, когда он был разрезан чуть не пополам?

Кублах никогда ничего не слышал про теорию Парагломбуляра. То, что он сделал с Доном, ошеломило его, но чудом этот мертвый проход ему не казался, просто-напросто он теперь знал, помнил, как это делается. Он смотрел на труп Дона и, как ни странно, думал с горечью: «Вот, свобода!» Его трясло. Безумная слабость после Импульса не оставляла его.

Коридор, труп, несколько дверей, все открыты, мертвый человек в мертвом доме, сам Кублах, спиной к стене прислонившийся, ознобный, чуть не падающий от слабости, обрывки мыслей: «Боже, боже, как бы мне проснуться от всего этого!»

Но было еще одно, то, что сделать необходимо. Вспомнив об этом, Кублах усмехнулся глупо и опять сказал:

– Ох-х!

Он отлип от стены, для устойчивости расставил пошире ноги, принял свою коронную позу «все выпячено», и, что самое удивительное, она помогла ему прийти в себя. Потом, немного наклонившись вперед, пошел, выражением лица чуть напоминая мертвого Дона во время его прохода.

Все двери дома, мимо которых он шел, были раскрыты, и только одна, та, что показал ему Дом в обличии кресельного тридэ, чернела угрюмым прямоугольником (Кублах вспомнил, что в первый раз она была какого-то другого цвета, веселенького). Подумав, он поднес к ней руку, дверь послушно разъялась.

Там во множестве крутились ублюдки. Кублах, конечно, не знал, что это за механизмы, они перепугали его. Уродливые, отдаленно похожие на собак, они быстро с ежиным топотом бегали по совершенно пустой комнате, а увидев Кублаха, вдруг замерли, а потом все вместе устремились к нему. Кублаху стало плохо.

Один только ублюдок сидеть остался, раза в полтора крупнее других, не такой верткий и вместо железной морды имеющий – это Кублах заметил в последнюю очередь, когда уже пригляделся, – лицо Фальцетти. Ублюдок-Фальцетти смотрел на Кублаха и сверкал очами. «Нужно выбрать самый крупный предмет», – вспомнил он слова Дома. А кроме ублюдков, в комнате никаких других предметов больше и не было.

И в третий раз подряд он сказал:

– Ох!

Ублюдки, эти подчеркнуто механические создания, безумной толпой деловито кружили возле него, смертельное причем спокойствие возбуждая. Надо было что-то сделать, вот только Кублах забыл, что именно. «Умираю, – подумал он. – Как хорошо!»

Между тем люди, сбитые с ног Импульсом Кублаха, как и следовало того ожидать, начали приходить в себя. Появился среди них и, сами понимаете, тридэ-вьюнош, он был по-прежнему красив, добр, но очень настойчив, криком побуждая вставать камрадов. Остальные тридэ так никуда и не появились.