Читаем Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1 полностью

H"ai nikusp"ai ei tule, h"ai sitgi on. H"ai moinegi on. H"ai nikusp"ai ei tule. H"ai vops’e kaikkie t"ad"a oblakkoi my"o k"avel"oy. H"ai yl"ah"an on, a sit heit"ald"ah v"ah"aizen, sinulluo tulou, sinuu ne"arittel"oy v"ah"aizen, sit l"aht"oy. Se talvel, pakkaizet ollah h"ai, 43°-44°, sit vai rockau, vai rockau. Astuu, kuulet, astuu, keng"at: “Sik-sik, sik-sik!“ – sagajet.

Synnynmoan aigah pastetah, sit ikonah pannah net h"anel. Sit ikonalluo piet"ah p"aive"a kaksi – kolme, no ice syvv"a ei rahvas, ei syvv"a. Sit menn"ah, libo pannah pihal sinne lumel, libo sie voron sy"oy, libo h"ai kylm"ay, libo h"ai kunna kadou – ei soa tiede"a. A ice celovek ne kusal… My"o boabol sanommo: “Mikse sin"a vie nenii lep’oskoi pastat?“ “Ole sin"a, bunukku, p"aivilleh, tidde gu nimid"a et“, – sanou. A staruuhat-to tiettih. Min"a sanon: “Sy"o sin"a ice!“ “Min"a, – sanou, – tidden, kunna pid"ay panna! Minuttah sy"oy!“ – sanou. Znaacit sy"oy, tulou, ottau, sy"oy h"ai. Nu ei suuret, moizet vot nengomaizet pastetah, ei suuret.

Земля Сюндю есть! Земля Сюндю зимой, когда морозы сильные, в самой середине.

Сюндю – это как тебе сказать… Вообще, пойдешь на улицу, скажешь: «Пойду я Сюндю слушать!» А облака такие разные, разным сиянием таким, всяким-всяким узором играет. Там нету лунов, ничего. Он такой чистый\ Играет по-всякому, всяким цветом, яркое такое…

Его слушают, и слышно: говорит что-то, поет что-то такое. Слушают на улице. Оденешься, чтобы самому не замерзнуть. Это надо идти уже в полночь, в 12 часов. Вот! А раньше он не придет, только в полночь! И потом ходит до двух часов, до трех. И потом исчезнет, уйдет. Уже небо будет темное-темное, закроет все небо… А когда ходит, видно, как он ходит, везде, в каждом месте. Все это есть!

Он ниоткуда не приходит, он тут и есть. Он такой и есть. Он ниоткуда не приходит. Он вообще здесь по облакам ходит. Он наверху, а потом спустится немного, к тебе придет, тебя подразнит немного, потом уйдет. Это зимой, морозы бывают ведь 430^J40 С, тогда потрескивает лишь, потрескивает лишь. Идет, слышишь, сапоги: «Шик-шик, шик-шик!» – шагает.

Во время земли Сюндю пекут, и к иконе кладут ему. Потом у иконы держат дня два-три, но сами люди не едят, не едят. Потом идут, или положат на улице на снег – то ли ворона там съест, то ли замерзнет он, или куда исчезнет – нельзя знать. А сам человек не кушал… Мы бабушке говорим: «Зачем ты еще эти лепешки печешь?» «Не болтай ты, внучек, раз не знаешь ничего!» – отвечает. А старухи-то знали. Я говорю: «Ешь ты сама!» «Я, – говорит – знаю, куда надо положить! Без меня съест!» – говорит. Значит, ест, придет, возьмет, съест он. Ну, небольшие, вот такие пекут, маленькие.

ФА. 3460/46, 3461/1. Зап. Иванова Л. И., Миронова В. П. в 2000 г. в д. Лахта от Максимова П. Д.

Сюндю сердится на шумную компанию

58

– Syndy ei ozutannuhes, a oli Syndy, sanottih. Boabuska sanou, sie ker"avyttih taloih kuundelemah, a hihetet"ah da hohotetah da nagretah. Sanou: “Ainos ker"avytt"o neccih, ei pie Syndyy kuunelta nagronkel da hihetyksenkel. Synnyn kuuneltes ei pie ni p"aiv"an pahoi paista, pid"ay olla hyvin“. “A ei, sanou, mid"a rodei!“ A hy"o ku ruvettih. Sanou: truvas te"a tulou gu piirai v"artin"asty, plital kirbuou. A boabuska p"acil magoau, boabuska oli tied"ai. “Nu, sanou, это ерунда! A kaccoakkoa ikkunah nyg"oi, mid"abo sie tulou! Sie, sanou, tulou gu heinysoatto, dorogoa my"o t"anne, vier"oy. “Nu nyg"oi, sanou, lapset, ver"ait pid"ay salvata!“ Boabuska p"acil l"ahti, sit ver"ait salbai, amin"oici sie kui pidi. En tiije kui. Sit, sanou, azetui. Sanou, butto sanou boabuskal: “Hyv"a, sanou, enn"atit tulla salboamah. Ato, sanou, musteltus!“ A sit boabuska sanoi: “Kaco! Min"a teidy kiel"an, pid"ay olla hyv"azilleh, a ty"o h"oh"ot"att"o da kaikkie! Ei soa, sanou, Syndyy kuunelta nengaleite“. A sit heitettih k"ayndy, sanou. No en tiije, en tiije, min"a en. Min"a en k"avnyh.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология