Перспективы украинской революции

Неизменная стратегия Москвы постоянно проявляется в двойственности ее политики:

вынужденными уступками успокоить тех, кто ей противостоит, и в соответствующий момент, а то и

одновременно с уступками, наброситься на них и быстро с ними расправиться. Эти методы она применяла

против поляков во время их выступлений в Познани и против венгров за их всенародное восстание. Так

что С.Бандера в этой своей статье предостерегает, что «любое обоснование надежды на другие, более

мягкие формы и способы московского существования – смертельно обманчивы».

Статья была напечатана в еженедельнике «Шлях Перемоги», Мюнхен, год 3-й, № 47/143 от 18.11

1956 г. Отрывок из нее под заголовком «Традиции и методы московских империалистов» появился в

ежемесячнике «Визвольний шлях», Лондон, год изд. ХІ/ХVII за октябрь 1964 г., в пятую годовщину со дня

смерти С.Бандеры, стр. 1057-1065.

Отношение большевиков к последним проявлениям самостоятельности польского

коммунистического режима и бескомпромиссное подавление освободительной

революции в Венгрии выявили цепочку проблем, которые относятся к вопросу так

называемой эволюции и демократизации большевизма и вопросам антибольшевицкой

борьбы.

На первый взгляд может показаться, что отношение Кремля к упомянутым

тенденциям в Польше было продиктовано совсем другими, противоположными целями и

действующими в большевицкой системе пружинами, чем в случае с Венгрией. Поэтому

кое-кто и думает, что за таким неожиданным скачкообразным изменением большевицкой

тактики – от уступчивости в развитиях польских событий до крайней жестокости против

венгерского восстания – должны стоять какие-то далеко идущие внутренние перемены, в

том числе и персональные рокировки в большевицкой верхушке. Но если при этом взять

во внимание последовательность большевицкой империалистической политики,

приходим к выводу, что в обоих этих случаях большевики действовали по одному

генеральному плану. Это не исключает того, что в игру могут вступать и внутренние

потрясения в большевицкой верхушке. Но это были бы, скорее, производные явления,

может быть, последствия, а не главные причины применения этих двух

противоположных тактик.

С самого начала оккупации этих стран и вплоть до последнего периода так

называемой десталинизации по отношению к Польше и Венгрии большевицкая Москва

проявляла полностью тождественные цели захватнической политики и применяла

одинаковые методы. Революционное кипение в Польше и взрыв революционной борьбы

в Венгрии зародились одновременно, на одной и той же почве. А про методы

большевицкой реакции в обоих случаях принимало решение одно и то же коллективное

руководство КПСС.

Так что нет оснований предполагать, что применение двух разных тактик было

последствием изменений в международной ситуации, в связи с военными действиями

Израиля, Франции и Англии против Египта. Эти действия, правда, в морально-

политическом отношении создали более приемлемую ситуацию для московского

хищнического нападения на Венгрию. Но Кремль хорошо знает положение политики

западных держав и считает устойчивым фактором то, что в настоящее время они не

предприняли бы какую-нибудь эффективную вооруженную кампанию по защите

подавляемой большевиками освободительной революции любого порабощенного

Москвой народа, даже в том случае, если бы не было злосчастного эпизода в Египте.

Значит, если развитие событий в Венгрии имело в оценке Москвой такое же

значение, как развитие событий в Польше, то не было бы такой разницы в большевицкой

реакции. Если же в этих двух случаях Москва заняла, – как для большевицких норм, –

диаметрально противоположные позиции, то это указывает как можно четче, что для нее

это были два абсолютно разных, противоположных в своих последствиях дела, не взирая

на их одинаковое происхождение и развитие. Эта разница оценок и применения двух

противоположных тактик иллюстрирует стратегию большевицкой политики в

свойственном, глубоком, а не уплощенном отражении.

Позиция Москвы по отношению к октябрьским событиям в Польше выдержана

еще в рамках смягченного, отделяемого от сталинизма курса большевицкой политики.

Попытки кремля подмазать и распространить легенду о разрыве с прежними,

сталинскими методами во внутренней и национальной политике, должны были затронуть

и сателлитные страны. Чтобы придать этой тактике признаки настоящих изменений

политического курса, Кремль вынужден был делать такие движения и спускать на

тормозах не раз такие явления, от которых побежали опасные трещины в большевицкой

системе тотального угнетения любой свободы. Когда Хрущев решился перейти на такую

тактику, то это произошло под давлением антибольшевицких настроений и сил, которых

не удалось в долгосрочной перспективе покорить одним лишь террором. Большевики