увеличить трудности в другом, одинаково противоречит основному принципу:
восстановлению независимости! В такой войне порабощенному народу остается
возлагать надежду и прилагать усилия к тому, чтобы войну фактически не выиграла ни
одна из воюющих сторон; чтобы обе, обессиленные войной, не имели сил править теми
народами, за господство над которыми воевали. С такой целью он
свои силы и начинает борьбу на два фронта, не позволяя закрепиться на своей земле ни
одному из оккупантов, и не оставляя без внимания конечную цель: в определенный час
очистить страну от захватчиков и приступить к восстановлению и укреплению
собственного государства. Таким был план революционно-повстанческой борьбы ОУН-
УПА во время Второй мировой войны, план борьбы на два фронта против
коммунистической Москвы и против гитлеровской Германии.
Упомянутый план оправдался лишь на половину. В результате войны сгинули
силы гитлеровской Германии, но остался при жизни и вырос в угрозу всему свободному
миру старый московский империализм. И хоть это так трагично и парадоксально, но
Москве помогли добыть победу и захватить под свое господство новые страны именно
западные усилия, которые от страха перед сепаратным соглашением между СССР и
Германией Гитлера забыли про основное: что не только порабощенные народы, но и они
сами были кровно заинтересованы в уничтожении обоих.
Вопрос Третьей мировой войны автоматически восстал в результате
предыдущей войны, из нового порядка противопоставленных тенденций и сил. И стоит
этот вопрос открытым уже двенадцать лет. Развитие международных взаимоотношений и
событий за это время не приблизило его развязки – позитивной или негативной – ни на
один сантиметр. А та развязка в конце войны лежала на расстоянии вытянутой руки.
Если бы политика западных сил развивалась бы согласно с законами простой
логики, – а эта линия перекрывалась бы с линией надежд порабощенных Москвой
народов, – то они должны были бы искать решительного уничтожения СССР сразу после
разгрома Германии. Жизненные интересы западных государств наравне с интересами
порабощенных народов требовали уничтожения, или как минимум – ограничения
московско-большевицкого захватничества. Условия для этого были неповторимо
благоприятные: военная машина Запада была в динамичном движении, под ружьем
стояли миллионы опытных солдат, тогда как советская армия, не взирая на свою
численность, была до края измождена и ограничена в самых необходимых боеприпасах.
В довесок Запад в большевицком тылу мог рассчитывать на поддержку разбуженных
национально-освободительных движений, в частности тех народов, которые были в
союзе с Западом, и, исходя из этого статуса, уже имели полное право ждать от него
помощи.
Однако политика Запада пошла против здравого смысла, далеко обходя
интересы не только порабощенных народов, но и свои собственные. И, что естественно,
в процессе союзно-московского братания после войны порабощенные Москвой народы
перестали ориентироваться на войну Запада против СССР. Ясно стало, что во имя
сомнительного мира западные силы сознательно отписали большевикам целую группу
народов Восточной и Центральной Европы, в том числе и недавних союзников против
Германии. Правда, в политических декларациях западных правительств все еще
проскальзывала заинтересованность положением этих народов, и даже желание им
помочь. Но западная благосклонность никогда не приближалась (тем более не
переступала) к линии реальной угрозы конфликта с Москвой, военного, а хоть бы и
дипломатического. А без конфликта с большевиками помощь порабощенным народам
практически была невозможна.
Больше того, послевоенное развитие международных отношений выявило, что
западным силам не хватает воли и решительности даже для того, чтобы, строя плотину
от распространения большевизма, обеспечить свои собственные интересы.
Время было потеряно без пользы для Запада. В начальный послевоенный период
количественный перевес советских дивизий был не только уравновешен, но и с лихвой
перекрывался значительным материально-техническим превосходством военной
машины западных сил. И если эти силы своим преимуществом не воспользовались (не
обязательно для войны, а, собственно, во избежание войны соответственным давлением
на Москву), то тем хуже для них. С ходом времени соотношение сил стало меняться в
пользу СССР, и именно тогда начались разговоры про возможность новой войны.
Западные государства в большей части демобилизовали не только свои армии, но и
военную продукцию, переведя свою промышленность на производство мирной
продукции. Совсем наоборот сделала Москва, где развитие хозяйства и, в частности,
индустрии по линии подготовки к войне шло, не ослабевая, и где упор на вооружение