Это, впрочем, не скрывалось — тем более от Нечаева и Строганова. В Правилах они прочитывают, например, такое себе задание: «Стараться достать богослужебные и политические
книги (подчеркнуто мною. —Еще предписания такого же — сугубо троноохранительного — толка. Нашел их в инструкции, которую царевы посланцы сами для себя сочинили на основе указаний Дибича. В этих самозаданиях они, зная, что от них требуется, вполне справедливо положили несколькими пунктами искать именно в политике подоплеку раскольничьим смутам. Вот извлечения: «…в-пятых, в каком подлинно отношении находятся оныя к правительству и вообще к гражданскому благочинию;
в-шестых, ежели скажутся в понятиях последователей какого-либо раскола такия, которая не только разнствуют с главными догматами христианской религии, но не согласны и с общими обязанностями верноподданных, то следует точнее осведомиться, остается ли сие учение одним отвлеченным умозрением превратно понимаемого благочестия, или действительно клонится к разрушения общественного порядка, должной подчиненности и проч.». Еще пункт: «Стараться узнать главных лже-учителей, их происхождение и настоящее отношение к гражданскому порядку» (везде подчеркнуто мною.И не напрасно воссоединены в опасность для империи и раскол и политика.
Герцен в «Былом и думах» писал так: «…Участились убийства помещиков, крестьянские бунты. Огромное раскольничье население ропщет; эксплуатируемое и угнетаемое духовенством и полицией, оно весьма далеко от того, чтобы сплотиться, но порой в этих мертвых, недоступных для нас морях слышится смутный гул, предвещающий ужасные бури».
Герцен вообще видел в раскольниках единственно, по его мнению, борющуюся с царствованием Николая силу.
«Противодействие новому порядку дел по его водворении мы видим в одних неправославных раскольниках и в страдательном неучастии крестьян».
Смутный гул… На Урале гул этот уже давно перестал быть только и просто смутным.