Перстень старой колдуньи

— Сергей… ты что себе думаешь? Как это? Наш сын… — она едва не выпалила «неизвестно с кем», но вовремя сдержалась. — Сын с нами не будет встречать Рождество?

— И ничего страшного! — улыбнулся Овечкин. — Один раз не считается. А Рождество в Абрамцево — это он на всю жизнь запомнит. А потом никто не будет друг другу мешать: ни вы ему, ни он вам… Знаете, к этому уж привыкать пора.

— К… к чему — к этому? — заикнулась остолбеневшая Леля.

— К тому, что дети наши уже совсем взрослые. И всю жизнь их на поводке возле себя не удержишь.

— Ну, Сергей, если б не ты… — выдохнул Санчо. — Ну и хрен с тобой пускай будет по-твоему. Гуляй, рванина! — крикнул он совершенно ошарашенным детям, наклонился к сыну, дернул его за уши, а Женю — за длинный золотой сноп волос. — Ну… с Рождеством! Но после все же поговорим!

И, решительно повернувшись, двинулся на кухню готовить стол. Мистическая фигура — Овечкин — направился следом, предварительно подмигнув двум своим юным друзьям, сраженным этим нежданным чудом.

— Счастливого Рождества! — еле выдавила Леля, не глядя на них, и кинулась в ванную — плакать.

Ее единственный сын — кровиночка, счастье и надежда всей жизни уходил от нее. И с кем? Его уводила соседка, дочка пьяницы, дворовая девка… что может быть ужаснее и… банальней?!

«А может быть, так и надо? — спросила у своего отражения Леля, справившись со слезами и припудривая нос. — Что я знаю о ней? За книжкой пришла — за Волошиным… лепит из глины… Вон, Ломоносов тоже выбился из народа! Может и из неё выйдет толк? А скорее всего, это просто первое увлечение — сколько их у него ещё будет!» — пыталась она себя утешить.

Но утешение вышло слабое. И на кухню Леля вернулась в расстроенных чувствах. Правда, за хлопотами отвлеклась немного, а веселые розыгрыши мужчин скоро совсем поправили настроение. Тут привалили гости и пошел пир горой…

А Никита с Евгенией? Они стояли в прихожей ещё с минуту, не глядя друг на друга, потом он осторожно взял её за руку.

— Я в дороге тебе все объясню. Но ты должна мне поверить: я ни слова, ни полслова никогда никому не врал! Ну, может быть, только самую малость…

И это было истинной правдой. То есть, почти… Однажды, он сказал маме, что выпил молоко, а сам вылил его в раковину. Но он ведь тогда так это молоко ненавидел, да притом оно было с пенкой, и ему было всего пять лет… Да еще, когда накануне Нового года сказал родителям, что в футбол гонял…

— Я очень тебя прошу — поедем! — он стоял перед ней с этой своей изуродованной щекой, усталый, измученный… — Ты увидишь, как там хорошо, и печка для обжига…

— Но почему же твои родители так злы на меня? Что я им сделала? — Женя уже немного пришла в себя, но все ещё волновалась. — Почему твой папа сказал, что мы гуляли всю ночь? Кто ему об этом наврал, если не ты?

— Женя…

— Я не Женя! Я — Ева! — в глазах её снова засверкал злой недобрый огонь.

— Хорошо… Ева. Ты позволишь мне все тебе объяснить там, в Абрамцево? Ты все поймешь. И, клянусь, не обидишься на меня. Хочешь, я на колени встану?

И не думая, видит ли его кто в эту минуту, Кит бухнулся перед ней на колени и прижался лицом к худенькому стройному телу.

— Что ты делаешь, дурачок! Встань немедленно!

Она уж смеялась. Она уж совсем не сердилась на него. И впервые он увидел в ней что-то такое… взгляд какой-то особенный… Взгляд взрослой прекрасной женщины, знающей, что желанна. Взгляд, который — один! — стоит для влюбленного всех столиц мира… Он узнал в нем улыбку любви.

И тогда он поднялся, и крепко обнял её, и они покинули дом, вплывающий в Рождество.

Во дворе болтался Покер с компанией. Увидев Женю с Никитой, они прямо-таки зашлись со смеху, размахивая руками и тыча в них пальцами. Ребята были пьяны.

— Тили-тили-тесто! Эй вы, сладкая парочка!

Никита попросил Женю вернуться к подъезду и, если назреет крутая разборка, быстро смываться домой. А сам как ни в чем не бывало направился к пацанам.

— Здорово, мужики! Чего зубы скалите — людей, что ли, не видели?

— Г-гы-ы-ы! — прыснул Кефир. — То — люди, а то… — он запнулся, глянув на Покера и ожидая его одобрения.

Все решал главарь. Как среагирует Покер, так и поведут себя его прихвостни.

Но тот не спешил — выжидал. Покер был из всех самый трезвый. И ему совсем не светило наживать врага в лице нового их соседа — иметь его союзником было гораздо выгодней…

— Покер, мы с тобой тут про кассету базарили. На, держи!

Не обращая внимания на других парней, как будто их и не было, Кит достал из кармана дубленки две кассеты: с записью группы «Чайф» и старичков «Роллингов» — Покер просто тащился от них… Никита загодя положил эти кассеты в карман. Во-первых, он обещал их Покеру, но главное — держал про запас на всякий пожарный случай, чтобы в любой момент погасить взрывоопасную ситуацию, если таковая наметится. Вот они и пригодились.

— Класс! Ну, ты воще… Слышь, старик, пузырь за мной! Или тебе чего другого нарыть? Так без проблем — я те по любому все, что хошь, нарисую, ты понял? — хорохорился белобрысый Покер.