Перстень Царя Соломона

Но это была, так сказать, официальная причина. Фак­тическая же заключалась в том, что я его чересчур сильно запугал. Как ни старался соблюсти меру, но все одно — пе­ребор. Вот Митрошка и оставил у себя Андрюху. Для стра­ховки. Ежели тайный посланец королевы поведает о подь­ячем что худое, то у него тут как тут Апостол. Вот, мол, ка­ковы слуги у этого посланца — тати первостатейные. Раз­ве ж я мог поверить, что сей Константино не умышляет ничего худого, глядючи на этого Андрюху?! Да нипочем!

И тут я тоже ничего не нафантазировал. Об этом мне сказал сам Митрошка. Почти без намеков. Открытым тек­стом.

Вот так взял хозяин щенка на руки, да не удержал, вы­ронив в ледяную воду. А берег-то крут, самому не вылезти. Говорил же я себе: не бери парня. Да куда там — доброе дело захотел учинить, как Иванушка в сказке «Морозко».

Вот судьба в лице сказочного старичка-боровичка и со­строила мне медвежью морду...

И с пещерой получилось из рук вон плохо. Нет, попасть я туда успел. Скрывать мне было нечего, поэтому я вы­спрашивал все в открытую. Мол, хочу в этих краях постро­ить себе домишко, но чтоб как в Италии, то есть из камня, а то уж больно часто у вас на Руси пожары происходят. Так вот где бы мне этого камня наломать?

И показали, и даже проводили. Пока шла погрузка, я успел обернуться и туда и обратно. Разумеется, с людиш­ками Мигрофана Евсеича, которые от меня ни на шаг. Де­скать, чтоб я в третий раз татям не достался.

Вот только радости мне эта поездка не доставила — скорее уж наоборот.

Не было там этой Серой дыры. Даже хода туда не было.

Совсем.

Глава 9 ПЕРСТЕНЬ ЦАРЯ СОЛОМОНА

И как я себя ни настраивал с самого первого дня, что эта Серая дыра скорее всего в шестнадцатом веке еще не работала, поэтому мне суждено зависнуть тут на всю оставшуюся жизнь, все равно на душе заскребли кошки. Только тогда, когда я сунулся в поисках прохода влево и не нашел его, да и то не сразу, а спустя время — лазил би­тых два часа,— я по-настоящему осознал, что завис тут на­всегда. Аж мороз по коже.

Получается, отныне и до самой смерти моими собесед­никами, соседями и прочими будут такие, как этот подья­чий, как эти тати, а в лучшем случае как мой бывший спут­ник Апостол да деревенские жители.

Лишь потом, ближе к вечеру, уже вернувшись обратно, вспомнил еще про одного, пускай пока что потенциаль­ного спутника — княжну Марию. Нет, не так. Про мою Машеньку. А как вспомнил, так даже удивился — да какая разница, где жить, какое имеет значение, тысяча пятьсот семидесятый год сейчас на дворе или начало двадцать пер­вого столетия?! Лишь бы она рядом, лишь бы глаза ее ви­деть, руки касаться, волосы гладить, губы целовать.

Может, для кого-то это будет звучать странно, уж боль­но высокой покажется плата. А мне таких жаль. Значит, не любили ребята вот так вот, от всей души, чтоб нараспаш­ку! И плевать на все остальное! К тому же я вовсе не соби­раюсь жить с ней в голоде и холоде. Что у меня, головы на плечах нет? Пускай царскими хоромами и не обеспечу, но мало-мальский комфорт создам. В лепешку расшибусь, а создам!

Да и не об этом мне сейчас надо думать, а о том, как до нее добраться. Псков-то с Новгородом в одной стороне, а Москва, куда меня везут, совсем в другой. Можно сказать, в противоположной. Там хорошо, но мне туда не надо. Получалось, что побег — задача номер один, ну а как вы­полню, то стану размышлять о выполнении других. Так, глядишь, и дойду до конечной цели.

Предварительный расклад был такой — дотянуть до Твери, от которой, насколько я помнил, открывается куча путей на север, в том числе и к нужным Мне местам. Где именно живут Долгорукие — леший их знает, но о таком достаточно известном княжеском роде в Пскове или Нов­городе непременно должны знать, и проблем с поиском возникнуть не должно.

«Значит, так,— мурлыкал я мысленно,— К Твери мы подъезжаем, а там рысцой, и не стонать...»

Бессовестно переделанная мною песня Высоцкого все­ляла дополнительную уверенность, что все получится как надо, но... не тут-то было.

Что пообещал — в смысле плохого — подьячий Ицхаку, в случае если он меня не доставит в целости и сохранности до Москвы, я не знал, да и никогда уже не узнаю. Убежден только в одном — много. Очень много. Содрать с живого шкуру, настругав ее тонкими ломтями? Возможно. Подве­сить на дыбу и заставить нянчиться с трехгодовалым брев- ном-дитем? И с этим не спорю. Посадить на кол? Четвер­товать? Колесовать? Охотно верю. Но убежден, дело не ограничивалось даже всем вместе взятым — было нечто настолько страшное, чего я по причине отсутствия нуж­ных знаний не могу даже предположить. Может, товар отобрать?