Перстень Царя Соломона

—  Нет-нет,— пояснил он,— я прошу, чтобы ты дал мне слово только в одном — первый человек, которому ты ког­да-нибудь решишься подарить это украшение, буду я, и только я. И что ты никогда не соблазнишься теми сумма­ми, которые тебе за него посулят. Ты не прогадаешь, не думай,— заверил он,— Я не обману и дам столько же, ско­лько тебе предложат.

— Хорошо,— согласился я,— Такое слово я тебе дать могу.

— И еще одно. Если твое видение окажется ложным и я понесу из-за тебя огромные убытки, то мы вернемся к бо­лее подробному разговору о том, что у тебя на пальце.

— Получается, что я ставлю его в заклад? — медленно произнес я.

— Получается, так,— не стал юлить Ицхак.— Но если ты сам полностью уверен, что сбудется именно так, как тебе и привиделось, опасности для тебя нет и расставаться с ним не придется. Кроме того, твоя готовность поставить его в заклад более всего подтвердит твою убежденность в успехе.

Я задумался. А если все не так? А если я попал не в про­шлое, а, скажем, в какой-то параллельный мир, очень по­хожий на наш, почти во всем совпадающий, только с ма­ленькими, почти незаметными отличиями? И одно из них заключается как раз в том, что никаких публичных казней Иоанн Грозный в Москве устраивать не станет. Тогда Иц­хаку и впрямь придется возвращать деньги, а мне — да­рить ему поставленный в заклад перстень. Жалко. Да и во­обще — сроднился я с ним как-то. Он мне душу греет — как посмотрю, так Машу вспомню. Стою и думаю: на что решиться, соглашаться или...

Но если отказаться, придется искать кого-то другого, и не факт, что эти поиски увенчаются успехом. Навряд ли найдется еще один человек, который поверит в мое «виде­ние», и тогда все равно придется закладывать камень, то­лько за более низкую цену.

— Хорошо,— Видя мое колебание, Ицхак решил пере­иначить свое предложение,— Если все прогорит, убыток на мне. Полностью, какой бы он ни был. Подарок тоже за мной.— Он чуть поколебался, а потом нехотя выдавил: — Если убыток меньше десяти тысяч рублей, я подарю тебе две тысячи, если больше — тысячу. Это огромные день­ги,— И предупредил: — Может быть, завтра я стану сожа­леть о предложенном, поэтому советую согласиться сей­час.

Сейчас так сейчас. А то и впрямь передумает. Давай-ка доверимся судьбе, и будь что будет. Тем более я следую из сферы Победа в сферу Любовь. Значит, моя затея не то что имеет шансы на успех — она просто обречена на него. В конце концов, каббала — не рулетка, чтоб так бессовестно обжуливать одиноких путников, безмятежно топающих от сефирота к сефироту.

— Ладно,— кивнул я.— Пусть будет так.

И мы тут же перешли ко второму животрепещущему вопросу — как делить.

«По справедливости!» — кричал Шура Балаганов. «А кто такой Козлевич?!» — вопил Паниковский. Но все за­кончилось тем, что деньги забрал Остап Бендер.

Товарищ Ицхак чем-то напоминал Кису Воробьяни- нова и работать за половину отказался категорически, упирая на то, что я совершенно ничем не рискую, а потому мне вполне хватит по десяти денег с каждого рубля. Полу­чалось десять, нет, даже пять процентов, ведь московок, или сабельных денег, в рубле двести штук, а Ицхак, вне всяких сомнений, подразумевал именно их. Пятьсот руб­лей с десяти тысяч меня никоим образом не устраивало, тем более что Ицхаку не повезло — как раз в тот момент я совершенно забыл о нынешней стоимости денег. Если бы вспомнил, то, вне всяких сомнений, тут же согласился бы, а так...

— И мои харчи,— заявил я мрачно.

Ицхак недоуменно воззрился на меня. Стало понятно, что в Неаполитанском университете бессмертного творе­ния Ильфа и Петрова не изучали. Пришлось слегка скос­тить первоначальный процент. Он тоже поднял предлага­емое, хотя и ненамного.

Битый час мы дискутировали на эту тему, и доволь- но-таки бурно. Конечно, мастерство и профессионализм купца круче моего в сто раз, так что опыт победил — я сре­зал от своего требования вдвое больше, чем он прибавил, и мы мирно сошлись на двадцати процентах. При этом он ухитрился оговорить, что если ему все-таки придется пла­тить резу какому-либо выжившему заимодавцу или его родичам, то мы будем выкладывать ее в равной пропор­ции. В ответ я только великодушно махнул рукой, полага­ясь на добросовестность наших великих историков и их бережное отношение к именам и фамилиям. Летописцам врать тоже как бы не с руки, а Иоанну Васильевичу — тем паче.

— Вот только нам надо поторопиться,— озабоченно сказал я,— Казнят их в июле, но когда поволокут на Пы­точный двор, я не видел.

Ицхак со мной согласился, хотя идею насчет нашей с ним немедленной скачки в столицу, а значит покупки ло­шадей, отверг напрочь. Мол, глупо это — река сама дове­зет. Я вначале настаивал, но тут его аргументы оказались железобетонными.