Перстень Царя Соломона

Во-первых, дорог на Москву в этих местах, как автори­тетно заявил купец, нет вовсе. Разве что до ближайших де­ревень и все. Не нужны они местному люду. Вот она, во­дная гладь. Пусть не больно-то широка, но для ладьи, даже купеческой, груженной под завязку разным това­ром,— простор. Садись и кати себе до Москвы-реки, а да­льше по ней до самой столицы. Красота, да и только — вода сама тебя несет к цели, а ты сидишь сложа руки и по­плевываешь с борта. Обратно чуть хуже, потому как про­тив течения, так что придется погрести, но зато ладья уже пустая — расторговался, а если что и прикупил домой, то из мелочовки.

Отсюда следует «во-вторых» — отсутствие проводника. Да и «в-третьих» тоже — где взять лошадей для верховой езды? Поначалу я подумал, что Ицхак попросту накручи­вает препятствий, но уже через несколько часов и сам убе­дился в правильности всего сказанного им.

Произошло это, когда мы причалили к очередной при­стани. Город назывался по имени реки — Руза. Были уже сумерки, когда три наших ладьи пришвартовались. Я не стал любоваться окрестностями. К тому же разглядеть с берега хоть что-либо было невозможно — обзор напрочь загораживал здоровенный, с пятиэтажный дом, если не больше, земляной вал, который окружал кремль. Посад со слободами виден был хорошо, но там как раз ничего инте­ресного — убогих домишек с узкими оконцами я насмот­релся и в Кузнечихе, так что сразу пошел по делам — ис­кать лошадей и проводника.

Искал долго, но практически безрезультатно. Провод­ников не имелось вовсе, а с лошадьми... Клячи, которые местный люд выставил на продажу, даже на мой дилетант­ский взгляд годились разве для полевых работ, да и то с выбором, чтоб не особо тяжелые. Использовать же их в ка­честве верховых было бы чистой воды самоубийством. Может, мне так «повезло», не знаю, но факт остается фак­том — ехать не на чем.

К тому же имелся еще один немаловажный нюанс, о котором мне вовремя напомнил Ицхак, пока я уныло оглядывал коней, а они еще более уныло меня.

—  Почтенный Константино, надеюсь, простит мое на­зойливое любопытство, но мне бы очень хотелось знать, как часто ему приходилось путешествовать в местах, где нет дорог,— с легкой иронией в голосе осведомился он.

— Чаще, чем в местах, где они есть,— туманно ответил я, не желая срамиться.

Между прочим, не врал. Мне посчастливилось взгро­моздиться на лошадь раза три и не по делу, а так, прокати­ться, и, разумеется, дорог я не выбирал.

—  Пусть так,— согласился Ицхак,— и почтенный си­ньор готов скакать без остановок на ночь, но все равно эти лошади,— подчеркнул он последние слова, презрите­льно указывая на понуро стоящих коней,— будут непре­менно нуждаться в отдыхе.

Я в последний раз покосился на них и в душе согласил­ся с купцом, сделав существенную поправку. Судя по их виду, в отдыхе они нуждались уже сейчас, еще до скачки, а где-то на двадцатой версте, если не раньше, эти кони, как их ни нахлестывай, и вовсе лягут костьми поперек дороги.

К тому же мой огромный опыт... Навряд ли я смогу без остановки на ночь. Конечно, кати мы с обозом, а не по реке, я бы все равно рискнул, а так смысла это путешест­вие и впрямь не имело. Да и плыли мы сегодня достаточно быстро, отмахав за день не меньше пятидесяти верст, и проскакать больше все равно не получится. Во всяком случае, у меня.

Оставалось досадливо махнуть рукой и... пойти спать.

— Я рад, что мой спутник умеет признавать свои ошиб­ки! — крикнул мне в спину Ицхак.

Кажется, это называется «подсластить пилюлю»...

Что купец пообещал наутро гребцам, я не знаю. Понят­но, что серебро, но насколько он взвинтил обычну ю опла­ту, сказать трудно. Скорее всего, не меньше чем вдвое, по­тому что мы уже не плыли — летели.

Стык между Рузой и Москвой ладьи миновали, когда до полудня оставалось еще несколько часов. Я бы его и во­все не заметил, если б не подсказал купец. Время на обед он тоже сумел сэкономить, организовав его на ходу — часть гребцов торопливо жевала краюхи хлеба с неизмен­ной луковицей и здоровенным шматом сала, вторая поло­вина наяривала на веслах. Как результат — в Звенигород мы снова прибыли в потемках, но ведь прибыли, одолев двухдневную дорогу за один переход.

— Дальше будет легче,— вновь невозмутимо заметил Ицхак.— Не скажу, что мы прошли сегодня две трети пути, но за три пятых ручаюсь.

Река еще дымилась белым густым паром, напоминая варево, закипающее в огромном котле, когда мы наутро, едва забрезжил рассвет, двинулись вперед, раздирая это месиво в драные клочья. Было что-то неестественное и фантастическое в нашем стремительном и молчаливом полете по реке. Тишину, как по уговору, соблюдали даже гребцы, которые обычно изредка вяло переругивались между собой. Наверное, вчерашний день изрядно вымо­тал даже их, привычных к веслам.