Перстень Царя Соломона

Зато благодаря этой щедрости — все равно отдавать не придется — мы и набрали столь внушительную сумму, по­тому что даже у тех, кто поначалу колебался, жадность в конце концов превозмогала остальные чувства, и они, вздыхая, лезли в свою мошну, жаждая в три месяца полу­чить на своей тысяче триста, четыреста, а то и пятьсот руб­лей. Единственное, что поручительства Ицхака не всегда хватало, поэтому приходилось прибегать к помощи других купцов, которые соглашались, но далеко не безвозмездно, требуя свой процент за риск.

Тем не менее дело двигалось, и весьма успешно. Один только казначей Фуников отвалил нам пять тысяч рублей в обмен на долговую расписку о выплате с каждого рубля аж по тринадцать алтын и две сабляницы — сорок процен­тов. «Крапивное семя», то есть дьяки с подьячими, вооб­ще оказались самыми богатыми — куда там знати. От них нам в общей сложности перепало почти десять тысяч. А самым денежным, если не считать казначея, оказался дьяк Разбойной избы Григорий Шапкин.

Да-да, тот самый. Хотел было я с ним переговорить о судьбе Андрюхи, дабы вызволить парня из застенков, но Ицхак отсоветовал, заявив, что тем самым я все испорчу. Мол, насторожившийся дьяк и денег не даст, и Андрюху не выпустит. Более того, он еще и сам займется расследо­ванием, и как знать, что именно там накопает. К тому же Апостол по бумагам числится моим холопом, следовате­льно, что бы ему ни приписали, а ответ держать хозяину.

Зная, сколько у этого хозяина денег, нет сомнений, что Шапкин найдет изрядно грехов за Андрюхой.

И вообще, такие дела лучше вести поврозь — вначале взять деньги, а уж потом, спустя несколько дней, выхо­дить на него с ходатайством об освобождении, но не мне, а кому-нибудь другому. Поколебавшись, я согласился, о чем буквально через три дня горько пожалел — Шапкина отвезли на Пыточный двор в Александрову слободу, и с кем теперь договариваться об освобождении Апостола, я понятия не имел.

Что же до займов, то чаще всего благодаря моему неис­товому напору все удавалось решить за один день. Реже на это уходило два, а один раз — три дня, причем всякий раз переговоры заканчивались бурной попойкой, и, когда мы подались к думному дьяку Висковатому, я с ужасом думал только об одном — снова придется пить.

Но у царского печатника все пошло не по стандартно­му, обычному раскладу...

Не было там этой Серой дыры. Даже хода туда не было.

Совсем.

Глава 11 ВИСКОВАТЫЙ

Сколько раз замечал — первое впечатление у меня, как правило, в конце концов оказывается самым верным. Бы­вает, зайдешь в дом или квартиру, и охватывает чувство неприязни к его обитателям. Случалось такое и здесь. Не знаю, аура у них такая или еще что-то, но вот не нравится, и хоть ты тресни. Психолог и да экстрасенсы подобрали бы по этому поводу немало объяснений, а то и какую-нибудь мудреную теорию. Я ж по-простому, без анализа — не по нутру мне у них и все тут. В лучшем случае чувствуешь себя не в своей тарелке — и сам скованный, и лавка под то­бой неудобная, и тоскливо как-то. В худшем и вовсе хо­чется бежать без оглядки.

У Висковатого мне впервые было нормально, даже как-то уютно. И светлее — хотя в окошках была точно та­кая же слюда, как и везде, но зато сами рамы по размерам гораздо больше. Кстати, были у него кое-где и настоящие стекла тяжелого тускло-зеленого цвета, но они пропуска­ли свет даже хуже слюды. И чище — двор был не только за­стелен бревнами, но на них поверх еще и набили доски. Такое мне тоже доводилось встречать пару раз, но тут сле­дили и за чистотой — все подметено так, что любо-дорого смотреть.

Неприятных запахов тоже не ощущалось. Даже забор у него и тот отличался от соседских — не тын, то есть вко­панные в землю и заостренные наверху колья из стволов молодых деревьев, а замет. Если кратко, то это точно та­кой же тын, но... «лежачий», как его тут называют, то есть бревнышки вставлены в прясла — пазы столбов — гори­зонтально земле.

Да и внутри терема комнаты тоже были обставлены со­вершенно иначе. Обычно, когда заходишь, то возникает ощущение, что попал в простую, только очень богатую, а потому многоэтажную крестьянскую избу, которая топит­ся по-белому и имеет не одну-две, а массу горенок, свете­лок и прочих закутков, да еще обилие холопов. Даже у со­лидных людей, вроде казначея Никиты Фуникова, все от­личие от прочих заключалось лишь в более богатом уго­щении, выставленном на стол, а тут...

Такое я наблюдал лишь один раз, когда мы прибыли к думному дьяку Посольского приказа Андрею Васильеву. Но если у Васильева видно, что он лишь копирует стиль своего начальника Висковатого, который и предложил его на свое место лет восемь назад, когда уезжал с посольст­вом в Данию, то Иван Михайлович обустроил собствен­ные хоромы действительно со вкусом.

Во-первых, они были каменные, причем полностью, если не считать парочки мелких пристроек. Во-вторых, стены внутри были не только оштукатурены, но в доброй половине помещений еще и обиты достаточно дорогой материей приятной расцветки. А было еще в-третьих, в-четвертых, в-пятых и так далее.