Перстень Царя Соломона

Потом прикинул про англичан. Может, не стоило мне на них так уж напускаться? Хотя нет, как раз в этом году Иоанн Грозный должен их лишить всех привилегий, рас­сердившись на послание королевы, где говорилось только о торговле и ни слова ни о заключении союза, ни о его предложении. Каком? Да замуж ее наш Ваня звал, а у нее хватило ума отвертеться. Она вообще — дамочка шустрая, хвостом вертела налево и направо, но в руки никому не да­валась. Потому и разозлился на нее царь. Не привык он, когда его посылают, пускай и в деликатной форме. А у меня и на ее счет тоже кое-что имеется. Как раз хватит, чтоб успокоить уязвленное государево самолюбие. Так что все правильно.

И тут новая мысль пришла в голову. А если попытаться как-то намекнуть Висковатому на предстоящую опас­ность? Не дурак же он, должен понять, что я ему добра хочу. Тогда нет смысла лезть к царю в любимчики, поско­льку быть приближенным к человеку, к которому сам Иоанн Грозный пока еще относится очень уважительно, вполне достаточно. Ну а если не получится уберечь от каз­ни, то можно успеть решить вопрос со сватовством до предстоящей опалы. Правда, тогда надо поторопиться.

Вот только как бы получше это сделать? Вертел в голове и так и эдак, но на ум ничего путного не приходило — ска­зывалось вечернее напряжение, когда приходилось вни­мательно контролировать свою речь, дабы невзначай не ляпнуть лишнего. Помаявшись еще минут десять, я ре­шил, что утро вечера мудренее, а потому выкинул все из головы и постарался уснуть.

Спал не очень крепко, просыпаясь за ночь от жары раз пять-шесть, если не больше. Все-таки перина, невзирая на свою мягкость, имеет для человека из двадцать первого века один-единственный недостаток — она слишком теп­лая. Укрываться ею лучше всего, когда печь не топлена, а на дворе минусовая температура. Вот тогда в самый раз, а так...

Проснувшись во второй раз, я приспустил ее до пояса, но помогло наполовину. В третий раз я скинул ее оконча­тельно, после чего проснулся уже от холода — совсем без нее тоже не ахти. Вот так и крутился до самого утра.

Поднявшись и умывшись, я выяснил, что Иван Ми­хайлович укатил в царские палаты. Вообще-то ему из те­рема до них рукой подать, минут пять ходьбы, но здесь даже бояре хаживали друг к другу на соседнее подворье в гости не иначе как на конях. Пешими им, видишь ли, за­зорно.

Решив прогуляться, благо что выпил накануне совсем мало и самочувствие было чудесное, я сказал одному из своих холопов, чтобы он седлал коней, но тот вскоре при­мчался из конюшни с интересной новостью. Оказывает­ся, не велено хозяином хором отпускать нас со двора. Ни­куда.

Вот и пойми главного советника царя. Он то ли решил кое-что перепроверить да заодно договорить, о чем вчера не успели, то ли поутру все переиначил, и сейчас за мной придут ребята из Пыточной избы. А ты сиди тут и гадай — что делать и что лучше предпринять.

Прикинул вероятность этих вариантов — как худших, так и лучших. Получалось фифти-фифти, то есть шансы равны. Ну и ладно. Не знаешь что сказать — говори прав­ду, не знаешь, что лучше сделать — ничего не делай. Пусть все катится самотеком, авось кривая куда-нибудь и выве­дет.

Хотя одну попытку я все-таки сделал. С невинным вы­ражением лица я устремился к калитке, расположенной справа от ворот. Но стоило мне сделать несколько шагов по направлению к ней, как скучающий возле ворот широ­ченный в плечах мордоворот тут же решительно загородил мне дорогу.

— Не велено пущать тебя, боярин,— лениво проба­сил он.

— А ты не спутал? — Я горделиво вскинул подборо­док.— Да и не боярин я вовсе.

— А для меня все едино, а тока не велено,— все так же невозмутимо ответил он.—Да и негоже без хозяина из гос­тей ворочаться. По христианскому обычаю попрощаться надоть.

—Да, это я и впрямь не подумал,— сыграл я на попят­ную и потопал назад, в свою светелку.

Или горницу? Честно говоря, я так и не понял, чем одна отличается от другой, так что пускай будет просто комната. Но к тому времени я был спокоен, убедившись, что в случае чего удрать из хором Висковатого можно за­просто — не зря же я совершал вдумчивый обход его об­ширной усадьбы. Оказывается, забор, огораживающий ее, выглядел таким внушительным только с трех сторон — передней, выходящей к улице, и боковых, соединенных с соседними подворьями. Зато сзади...

Когда я обошел терем, миновав церквушку, стоящую справа, и вышел к тыльной стороне хором, то поначалу не приметил ничего необычного. Там даже двор был похож на передний, огороженный по бокам различными хозяй­ственными пристройками. Слева — конюшня, чуть даль­ше — хлев для скотины, справа — амбары и прочие храни­лища. Словом, все как обычно.