Перстень Царя Соломона

Но коль начал исследование, надо пройти все, то есть дойти до конца сада, раскинувшегося вслед за крохотны­ми домиками дворни. Пройдя между ними, я неспешно прогулялся между цветущими яблонями и сливами, после чего неожиданно для себя вышел... к крепостной стене Кремля. Да-да. Я не оговорился и не ошибся. Вот она, родная, из красного кирпича, со своими стрельнями — прямо передо мной. Такую ни с чем иным не спу­таешь.

От стены усадьбу отделяло метров десять, а вся граница между садом и открывшейся перед моими глазами улицей заключалась в жиденьком плетне, не доходящем мне даже до пояса, да и тот кое-где покосился. Вот тебе и ограда с тыном. Преодолеть в случае необходимости такой барьер проще простого.

На всякий пожарный я выглянул за него, а потом, по­думав, и перемахнул, хотя и без того было понятно, что он никем не охраняется. И точно. На улице, тянущейся вдоль стены, было пустынно и тихо — ни души. Все правиль­но — после полудня тут у всего народа сон-тренаж, как го­варивали в армии. Немного постояв, я двинулся обратно, в свою горницу.

Однако в одиночестве мне довелось пробыть в своей светелке недолго. Вкрадчивый скрип половиц, как ни ста­рался кто-то незаметно подойти и тайно заглянуть ко мне, выдал непрошеного гостя задолго до его подхода к моей двери. Я затаил дыхание. Кому это я еще понадобился? Отчего-то стало тревожно, и сердце-вещун недобро екну­ло в груди.

Вообще-то с хорошими намерениями так тихо не под­крадываются. Это уже не фифти-фифти. Но, с другой сто­роны, подсылать ко мне убийцу, да еще в собственном доме... Ладно если бы я гостил у царя. У него, говорят, и заздравная чаша может оказаться ядом. Не церемонился Иоанн Васильевич и никого не стеснялся. Но я-то в гостях у Висковатого, умом которого наперебой восхищались все иностранцы.

Меж тем дверь стала осторожно открываться. В отли­чие от половиц петли на ней были хорошо смазаны, так что никакого зловещего скрипа я не услышал. Вот тоже вопрос: «Смазаны когда?» Может, я и ошибаюсь, но, ког­да выходил во двор, она вроде бы скрипела. «И что тогда получается?» — лихорадочно думал я, затаившись за при­открытой дверью и не зная, что предпринять...

Не было там этой Серой дыры. Даже хода туда не было.

Совсем.

Глава 12 ТАЙНЫЙ СОВЕТНИК ГЛАВНОГО СОВЕТНИКА, ИЛИ...

Отлегло у меня от сердца лишь в тот момент, когда я увидел руку, открывающую дверь. Не целиком, только па­льцы, но мне хватило и их, чтобы понять — никакой там не киллер. Даже в наше время не помню случаев привле­чения детей к этой доходной профессии, а уж в патриарха­льные времена Средневековья тем паче.

Когда я хлопнул по пальцам и вынырнул из своего укрытия, продолжая удерживать их на двери, все стало окончательно ясно. Мальчишке, отчаянно пытавшемуся убежать, было от силы лет десять. Ну с учетом того, что они здесь все маломерки, двенадцать, но никак не бо­льше.

Любопытен оказался сынок у Ивана Михайловича. В батьку пошел, не иначе. Разобрался я с ним быстро, и уже через несколько минут он, больше не пытаясь от меня убежать, хотя я к тому времени его и не держал, вместо этого слушал мой первый рассказ. Не избалованный теле­визорами и разными научно-популярными передачами вроде того же «Клуба путешественников», не говоря уже о шикарных сериалах Би-би-си, он сидел передо мной, за­таив дыхание, и жадно впитывал в себя каждое слово.

«Наступило утро, и Шахерезада прервала дозволенные речи...»

В детстве я обожал сказки «Тысячи и одной ночи», знал их чуть ли не назубок, но никогда не задумывался, каково это — трепать языком от заката солнца до восхода. Только сегодня и понял на практике — трудно. Очень трудно, даже если вполовину меньше по времени, всего с полудня до заката.

К тому моменту, когда хозяин терема вновь въехал во двор, я мысленно уже давным-давно проклинал ту мину­ту, когда мне в голову пришла весьма неудачная идея за­интересовать сынишку дьяка некоторыми чудесами даль­них стран, которые мне якобы довелось повидать во время своих странствий.

Заметив тихонько подошедшего Висковатого, я обра­довался и хотел свернуть очередной рассказ, посвящен­ный пирамидам Египта, на самой середине, но не тут-то было. Дьяк заговорщически улыбнулся, приложил палец к губам и тихонечко присел на самом краю лавки. Юный Ивашка, как представился мне его сын, сидя с разинутым ртом, так и не заметил, что его отец уселся рядом,— вни­мал.

Лишь потом, когда я с грехом пополам закончил свое повествование и заявил, что на сегодня довольно — Шахе­резада тоже нуждается в отдыхе,— дьяк наставительно за­метил приунывшему Ивашке, что время уже позднее и гостю надлежит отдохнуть, а вот завтра почтенный синьор Константин Юрьевич, может быть...

Кстати, Юрьевичем величал меня только он. Все оста­льные охотно соглашались звать меня только по имени, а вот дьяк либо обязательно добавлял отчество, либо встав­лял перед именем слово «синьор», либо — в особо торже­ственных случаях — употреблял то и другое вместе.