Первач

Все было зря. Его путешествие сюда, и те мысли, с которыми он искал встречи с Иркутском. Впрочем, наверное, не зря. Он увидел страшный город. Навсегда потерянное и проклятое место. И знал, кто ответственен за весь этот кошмар. Не только те, кто нажимали кнопки. И не только те, кто отдавал приказы. Среди людей полно таких, кто готов разрушать, перекраивать, искать выгоду во всем. Но и полно тех, кто молчаливо позволяет другим делать зло. И рано или поздно каждому придется ответить на вопрос: что ты сделал или чего ты не сделал?

«И я ответственен!»

Все виноваты в том, что случилось. Только одни оценили это на собственной шкуре. А другим еще предстоит понять. А если не поймут, значит, зря эти жертвы. И все повторится вновь, как это не раз и бывало.

Нет невиновных. Все виноваты. Кроме… Кроме…

Казалось, мысль ускользает от Тихона, и он цеплялся за нее, не желая отпускать. И вдруг вспомнил о детях. О младенцах, умеющих только молчать и слушать. Впитывать в себя то, чему учат их взрослые. Уж они точно ни в чем не виноваты, поскольку от рождения чище любого из нас.

Tabula rasa, как говорили древние. Табула раса. Чистая доска…

Возможно, поэтому албасты крадут детей?

Потому что они чисты и нужны им для какой-то неведомой цели?..

* * *

Он не успел додумать.

Одна из птиц метнулась к нему и неожиданно зависла напротив, словно пчела, с резонирующим гудением рассекая крыльями воздух, заставляя собственное тельце висеть в неподвижности. Тихон смотрел на нее неотрывно. В этом внимании к человеку могла, наконец, открыться тайна, которую представляли собой эти существа. И тут он вдруг понял, что эти птицы — в точности как те, которые привиделись ему в одном из снов на пару с албастой.

Птица изменялась на глазах. Тупой клюв вытянулся, превращаясь на конце в подобие иглы. Крылья замелькали с еще большей частотой и стали совсем не видны. И это странное существо (только лишь похожее на птицу! — теперь он это окончательно понял) молнией устремилось к Тихону. Он даже не успел ничего сообразить, как в груди разорвалась боль — черная игла ударила со всей силой, под самое сердце.

Застонав от боли, Тихон схватился за прут еще крепче.

— Где ты, тварь? — вскричал он, однако птицы нигде не было видно.

Он посмотрел вперед и увидел, что еще одна спрыгнула с конструкции и несется к нему. На этот раз без прелюдии, на лету она превратилась в подобие стрелы и вонзилась в то же самое место, что и первая.

Он задохнулся от нового взрыва боли. Отпустил пальцы обеих рук и закрыл глаза, приготовившись к падению. Удивительно, что он был еще способен что-то соображать. Но его поразило отсутствие ощущений, положенных при падении. Открыв глаза, он увидел перед собой все ту же конструкцию и сидевших на ней птиц. Посмотрел вверх и понял, что против своей воли держится за прут. Как и тогда, во сне, где была албаста, удержавшая его от падения в колодец. Разница заключалась лишь в том, что сейчас он не чувствовал рук, не ощущал физического контакта с шершавым металлом. Ничего не чувствовал. Будто тело жило само по себе, а сознание — отдельно.

Вновь услышал резонирующий звук. Третья птица устремилась к нему. На этот раз он даже закричать не успел. Боль пришла так быстро, что Тихон не смог раскрыть рта. А может быть, и кричал, но не слышал собственного голоса.

Он склонил, как мог, голову, чтобы разглядеть рану. Но раны не было! Совершенно целая куртка на груди, а под ней невыносимая боль!

Все, кроме птиц, исчезло вокруг. Еще одна черной стрелой, как и предыдущие, прошила куртку, не причинив ни малейшего вреда ткани, но в тот же миг очередной взрыв боли пронзил все тело и мозг.

Они ударяли его и исчезали в нем! Осознание этого факта привело Тихона в ужас.

А между тем птицы продолжали срываться вниз одна за другой и вонзались в его плоть сначала через секунду-другую, но постепенно паузы становились короче. Словно стрелы, они били в него, не переставая, пока не растворились в нем, все до одной. И только после этой бесконечно длившейся пытки чувство осязания вернулось в пальцы, и Тихон понял, что теперь может отпустить руки. Он так и сделал. На этот раз он услышал и шум ветра от падения, и почувствовал удивительное ощущение невесомости.

Он упал в реку, и сразу в ушах загудела вода, плотно обхватила его. Он забил ногами, стараясь всплыть, но спрятавшийся в одежде воздух сам возносил его к поверхности. С глотком воздуха Тихон испытал облегчение. Вода прогнала боль, и теперь река несла его вперед, вертела, как могла, но он знал, что спасен. Не будет ни судорог, ни сковывающих дыхание ледяных объятий.

17. Разведка

Лежа на холодных камнях, Тихон рассматривал падающие на лицо снежинки. Затем он вспомнил минуты, предшествующие его падению.