Первая дочь

– Твой дядя присматривает за всеми нами, – ответила она, а ее алебастровые щеки порозовели.

Видеть этих двоих, самых любимых на свете людей, было так нестерпимо радостно, что у Дагмара перехватило дыхание, и он отвел взгляд.

– Вы все… ж-женщины, – с запинкой выговорил Байр, переводя взгляд с Тени на пятерых девушек, выстроившихся в нескольких шагах за ее спиной.

Элейн, Юлия, Лиис, Башти и Далис не знали, как им приветствовать своего старого друга, и просто смеялись и кланялись на манер хранителей. Именно в этот момент стало ясно, что эти девушки многие годы провели в храме. Байр взялся за косу, будто приветствовал короля, и это выражение верности и почтения не укрылось от Дагмара.

В ответ Юлия ухватилась за тяжелую косу, обвивавшую ее голову.

– У меня не воинская коса, а воинская корона, – заявила она, ухмыляясь.

– Королева воинов? – спросил Байр, и его улыбка стала шире.

– Коронации не было, но я принимаю от тебя титул, – сказала Юлия и вздернула подбородок, как королевская особа. При этом взгляд ее уперся во что-то за плечом Байра.

– Байр? – послышалось сзади, и на мгновение он замер, словно знал наверняка, кто зовет.

Казалось, он собирается с духом, прежде чем обернуться; все заметили, как по его телу пробежала дрожь.

– Альба?

Тяжелые двери храма распахнули в честь приезда Байра, и ее силуэт обрамлял свет пасмурного дня. Альба неподвижно стояла на пороге. В этот момент Дагмар увидел женщину, а не дитя. Она больше не была девочкой, которая росла у него на глазах день за днем, год за годом. Он увидел ее такой, какой она предстала перед Байром, и сердце хранителя дрогнуло и замерло.

Она казалась высокой для женщины, выше многих хранителей, и, судя по осанке, обладала открытым и сильным характером. Волосы Альба носила распущенными, и светлые золотистые локоны лежали на плечах, одетых в темно-синее платье; так поздней осенью лежат на лугу высокие травы. Свет, падавший со спины, не позволял рассмотреть лица, но Дагмар знал, что темные, как земля Сейлока, глаза Альбы смотрят на Байра. Мгновение спустя она уже неслась по храмовому залу, подобрав юбки, и волосы летели за ее спиной. А потом она оказалась в руках Байра; он подхватил ее и прижал к груди, и ноги принцессы оторвались от пола. Последние несколько шагов она словно пролетела.

Вокруг них воцарилась тишина. Маленькое собрание затаивших дыхание зрителей наблюдало за их воссоединением, столь же трогательным, сколь и прекрасным. Байр и Альба молчали. Они не собирались смеяться и болтать, как часто делают давно не видевшиеся друзья. Они просто замерли, крепко обнявшись и тихо переживая момент встречи. Дагмар видел лицо Байра, закрытые глаза и стиснутые челюсти сраженного наповал мужчины. Спрятав лицо на шее Байра, Альба плакала, плечи ее вздрагивали. Тогда Байр повернулся, все так же прижимая принцессу к груди, вошел в святилище и ногой, обутой в сапог, закрыл за собой двойные двери.

Все хранители и дочери не сдержали слез. Редко плакавшая Тень, которая никогда не признавалась, если подобное случалось, отвернулась и побежала по ступеням наверх, чтобы никто не видел ее слез. Дагмар вытер лицо и оглянулся, высматривая, не нужно ли кого успокоить, о ком-то позаботиться. В голове мелькнула мысль: а не сбежать ли самому? Байр с Альбой больше не дети. Байр теперь не сможет спать на полу возле ее кровати или носить принцессу на плечах. Конечно, неразумно оставлять их наедине. Но у Дагмара не хватило сил отказать им в этом. Испортить долгожданное возвращение домой было бы жестоко, и он повернулся к Айво, ища совета.

– Король в отъезде, и это к лучшему, – со своей обычной проницательностью произнес Айво. – Сегодня мы устроим застолье в храме, а потом Байр вместе с нами подождет возвращения короля.

* * *

Байр не отпускал Альбу из объятий, пока у нее не высохли слезы и сам он не успокоился. В храме царил полумрак, как в склепе, только на алтарь из-под купола лился поток света. Цветные витражи со сценами из истории кланов отбрасывали на каменные плиты пола радужные пятна. Канделябры еще не зажигали, но на каждой поверхности мерцали, оплывая, свечи. Все выглядело в точности как в день их прощания. У Байра закружилась голова, и он покрепче обнял женщину, вспоминая, какой она была ребенком.

Ребенок исчез.

Альба стала другой.

И он не был прежним.

Поставив ее на ноги, он аккуратно разжал объятия и, внезапно оробев, отступил на шаг, потом еще на один. Перед ним стояла не его Альба. Он видел взрослую женщину и не знал, что сказать. Байр принес ее в святилище, чтобы хранители не увидели, как он плачет. Ему хотелось остановить это мгновение, оградить от посторонних взглядов, сберечь для себя. Он не хотел делиться им… и ею… ни с одной живой душой.

Альба утерла слезы основанием ладони. Ему постоянно вспоминался этот жест, и чувство неловкости несколько ослабло. Но когда она подняла на него взгляд, Байр опять все забыл, растерялся, и голова пошла кругом. Она была такой красивой.