Тот уставился на меня золотыми глазами, ничем не отличающимися от слитков драгоценного металла. Точь-в точь как у погубившего театральную семью демона. В лице риши не осталось ничего от Ватина – наставника, рекомендателя, Мастера философии. Друг исчез, растворился. Его взгляд сверкал жестокостью и ненасытным голодом, которые я видел лишь раз. Черты его лица напомнили мне волка. На этот раз он не отвернулся.
Коли…
Все это время он был рядом.
Неужто я побудил его отправиться в Ампур, рассказав о своей теории? Или это он заманил меня в горы?
Меня охватил холод, сердце дрогнуло и застыло.
– Как думаешь, сколько жизней у этой твари? – Нихам разжал руку, удерживающую котенка над жаровней.
– Нет!
Во мне что-то сломалось. Значок выскользнул из руки, упал на землю и разбился. Я тоже разлетелся на мелкие осколки.
Вокруг и внутри меня пылал огонь. Горящая свеча угасла, затем снова вспыхнула, родив могучее пламя, заполонившее все мое существо и отразившееся в каждой грани.
Я с криком бросился к жаровне:
–
И огонь подчинился.
Я видел его, любовался оранжевым сиянием с кровавыми прожилками, чувствовал его.
Из меня вырвался безмолвный вопль, и пламя в жаровне взметнулось вверх.
Шола исчез в огненной волне, плеснувшей в сторону Нихама и охватившей рукав его мантии. Враг заорал.
Огонь вытек на землю вместе с подпитывающим его маслом и начал распространяться по двору. Перекинулся на соседнее дерево, превратив его в факел. Горящие ветви обламывались одна за другой, и пламя захватило кусок каменной стены, где, собственно, и должно было погаснуть. Только этого не произошло.
Стена горела. Жаровня, стоящая под ней, протянула к большому огню оранжевые щупальца, которые питало плещущееся внутри масло. Вероятно, так и решил бы тот, кто наблюдал за зрелищем.
Однако на самом деле пламя нашло иную пищу.
Его кормил я.
И оно меня захватывало.
Я закричал, навязывая огню свою волю, заставляя его растечься, догнать и поглотить Коли, стоящего всего лишь в дюжине шагов. Пространство вокруг меня искривилось, приближая огонь к демону. Я следил за движением оранжевого языка умом и сердцем, наблюдая, как он течет к Ашура.
Я горю. Все жарче, все сильнее. Меня поглощает стихия, заливает мое существо до последней клеточки – кости, мышцы, сухожилия, и я не могу ее сдержать. Вижу мир, который захватит огонь, чувствую его голод. Его не утолить, пока огонь не пожрет меня. Такова цена.
Я полыхаю. Он полыхает.
Все жарче, все голоднее.
Пламя требует больше, чем я могу ему предоставить. Больше, чем может предложить ему Ашрам. Такова его природа. Огонь желает жить, расти и распространяться. Он не хочет разрушать: только есть, питаться – остальное неважно.
Огонь хочет меня забрать. Захватывает разум и сердце, затем душу. И пусть. Пусть пылает. Пусть все сгорит. Пусть все обратится в пепел и уголь.
Больно…
Поселившееся во мне существо скармливает меня огню. Я распадаюсь на части, сгораю изнутри, и конца этому не видно. Огонь меня сожрет, как ему и положено. Ему требуется больше пищи. Больше…
Не могу найти для него нового топлива, не могу удержать.
Я – растопка для костра, я готов сгореть, и пусть огонь успокоится.
Гляжу на Коли, на которого надвигается огненная стена. А он стоит, уставившись в небо. Улыбается, бросает последний взгляд на луну.
Вижу грани, отражающие ярко-желтые капли огня, только нет в них солнечного тепла подсолнуха. А есть обещание могучего пожара, собирающегося поглотить школу и тех, кто мне дорог.
Я горю.
Помогите…
Пожалуйста, помогите…
Если моя гибель повлечет за собой смерть Коли – я был готов умереть.
Вновь собрались облака, заволокли луну, и разразился шторм. Хлынул дождь, и его капли, сталкиваясь с огнем, сердито шипели, словно масло на горячей сковороде. Мою боль они не облегчали; пламя, бушевавшее внутри, затушить не могли. Я был не в состоянии дать обратный ход примененной формуле.
Коли произнес сквозь огненный вал какое-то слово. Я его не слышал, просто знал, что он заговорил. Стена пламени вдруг отступила от него и покатилась в мою сторону, словно ее гнал ветер. Ударила с силой быка, швырнула на землю.
Я лежал, изнемогая от боли, корчась от ожогов внутреннего огня, обещающего сжечь меня дотла.
Надо мной навис риши Брамья. Положил руку на лоб и что-то пробормотал.
Сердце успокоилось, жар в груди утих, и я увидел наблюдающие за мной золотые глаза и улыбку.
Мир потемнел.
93
Первая формула
Проснулся я в койке в Мастерской исцеления. Вокруг все плыло в туманной дымке; пробивающееся в окна утреннее солнце страшно резало глаза. Я сморщился и перевернулся на другой бок.
– Что?.. – Одно-единственное слово отняло у меня последние силы.
– Не разговаривай. – Голос Арам…
Я застонал и тут же кое-что вспомнил:
– Нихам, посох… Шола!
Попытка приподняться отозвалась болью во всем теле – меня словно обожгло. Арам мягко положила руки мне на плечи, заставляя лечь, однако я воспротивился и хрипло выговорил:
– Что случилось?