Первая Государственная дума. От самодержавия к парламентской монархии. 27 апреля – 8 июля 1906 г.

Но было и другое последствие неудачи первого опыта. Задача примирения власти с либеральной общественностью перешла в менее подходящие руки. Как ни велики были ошибки кадетов, они были, несомненно, либеральной партией и хотели нужных реформ. Но их тактика толкнула направо не только правительство, но и значительную часть либерального общества. Родилось то сложное настроение, которое в общежитии называлось «кадетоедством». Под знаком этого настроения выдвинулась на первый план прежняя октябристская партия. Это ее и сгубило. В нее охотно стала входить чистая «реакция», только чтобы бороться с кадетами. Реакционный привесок еще больше мешал октябристам, чем кадетам мешали связи их с революцией. Роль Гучкова, ибо на него легла упущенная кадетами миссия, была одновременно затруднена и упадком доверия к обществу со стороны Государя, и упадком либерализма в среде его собственной партии. Это было последствием той же неудачи первого опыта.

Было еще третье последствие. В день открытия Думы враги конституции были принуждены притаиться; задевать Думу значило бы тогда задевать Государя. Но когда Дума приняла свой вызывающий адрес, настоящие реакционные элементы подняли головы. Программа их действий была теперь установлена недавней практикой. Как в 1904 году по стране поднялась адресная и банкетная кампания «против Самодержавия», так в 1906 году началась кампания телеграмм против Думы. Она была организованна, имела руководителей в высших сферах, пособников среди местных и центральных властей. Эти пособники находились на самых верхах, если подобные телеграммы на Высочайшее имя стали печататься в «Правительственном вестнике». Лояльная позиция Думы в первые дни сделала бы подобную кампанию невозможной; она оказалась бы тогда направленной против законного строя. Когда же сама Дума этого строя не признавала, телеграммы получили иной характер: они защищали законный порядок против революционной угрозы. Конституционалистам в правительстве стало труднее давать им отпор. Государь им сначала тайно, а потом явно сочувствовал. Политически это было ошибкой, но психологически совершенно понятно. В момент угрозы извне союзников вообще не отталкивают. Реабилитация чистой реакции была одним из последствий остроумной тактики либерализма.

Конечно, это обнаружилось только позднее; Думе нельзя было ставить в упрек, что всего она не предвидела. Но все-таки почему ее лидеры торжествовали «победу»? Этот оптический обман характерен. Наши «политики» так далеки были от действительной жизни, что судили о ней по себе. То, что казалось успехом в своей маленькой кучке, принимали за радостное событие для целой «страны». А кроме того, кадеты так свыклись с жизнью и нравами передовых политических стран, что внешнюю сторону парламентарных режимов стали считать самым главным. «Борьба» оппозиции и правительства, захват министерских портфелей, низвержение «кабинетов», властный парламент, который подчиняет себе все управление, преобладание партий, роль прессы, – словом, та извращенная атмосфера, которая лежит в основе современного «кризиса демократий», была в их глазах признаками здоровой политической жизни. Они ее к нам старались ввести с ее терминологией. Этим объяснялась их непонятная для простых обывателей тактика. Не страна не доросла до конституции, не рядовые люди еще не годились для правового порядка; руководители были для России слишком изощрены и учены. Обновление России они искали через очки парламентских битв и успехов страны. Этим объяснялся тот восторг, в который они приходили от первых шагов своей Думы. Вот как 30 мая описывал Милюков победы первого месяца:

«От самоуверенности и авторитета власти – что осталось после этого первого месяца? Первый же удар, так хитро, казалось, рассчитанный знатоками этикетных мелочей, только вывел их самих из равновесия – и пришелся по пустому месту. Их искусство государственного управления, их деловая опытность – в каком свете предстала она перед всем светом в их ответной программе? И глубина их камеральных познаний – как скоро обнаружилось в ней дно при первом легком дуновении парламентской и газетной критики. И наконец, вотум недоверия, придавивший министерство всей тяжестью публичного осуждения 130 миллионов народа. Только месяц прошел – и министерство лежит поверженное и подняться не может; и заметьте, министерство, ничего из рук вон преступного еще не успевшее совершить и отягощенное, главным образом, связью со своими и чужими прошлыми преступлениями…»

«Теперь все без исключения поражены отсутствием плана у власти, стройностью плана у Думы, и все настоятельно требуют вслед за Думой отставки дискредитированного перед страной и абсолютно лишенного всяких государственных талантов министерства…»