Первая Государственная дума. От самодержавия к парламентской монархии. 27 апреля – 8 июля 1906 г.

Чем же хотели инициаторы законодательную процедуру ускорить? Во-первых, месячный срок для ответа министра заменялся недельным. Но конечно, не месячный срок задерживал Думу; она более месяца тратила на речи о «направлении». При обилии дел и медленности думских работ месячный срок проходил незаметно. «Ускорение» заключалось в уничтожении «системы двух обсуждений»: «суждения о желательности основных положений и суждения о готовом законопроекте». Инициаторы находили, что суждение о «желательности» является лишним, ибо оно не освобождает Думу от вторичного обсуждения законопроекта в том же объеме, по возвращении его из комиссии. Потому они и предложили «устранить» деление суждений на две стадии и вносить в Думу сразу готовый закон, а не «основные его положения».

Этот порядок стал немедленно применяться; мы получили возможность судить о технической зрелости Думы, о том, как она «исправила» конституцию и как умела работу «ускорить».

Возьмем для примера первый по времени и по важности аграрный законопроект. Два года кадетские специалисты его разрабатывали. Он был готов еще до созыва Думы; оставалось его только внести, что они тотчас и сделали, 8 мая, в первом же после адреса заседании. Вся кадетская пресса с восторгом увидела в этом подготовленность к работе кадетов.

Если бы кадеты шли законным путем, им надлежало бы формулировать и внести только «основные положения» этого законопроекта и месяц ждать ответа министра. Через месяц произошло бы при участии министерства обсуждение и голосование желательности «основных положений». Если бы после их одобрения правительство отказалось вырабатывать законопроект на таких основаниях, Дума могла сделать это сама, поручив работу особой комиссии. Такая комиссия не стала бы работать вслепую; она имела бы положения, одобренные пленумом Думы.

Основные положения могли показаться настолько сложными или спорными, что Дума могла не захотеть сразу обсуждать даже их в общем собрании, а предпочла бы, чтобы они тоже предварительно были рассмотрены в какой-либо комиссии. Это было ее полное право; создание предварительных комиссий для рассмотрения «основных положений» зависело лишь от нее. После доклада подобной комиссии произошло бы все-таки голосование желательности «основных положений». К этому сроку протек бы и месяц, который конституция предоставила министерству. Он для Думы потерян бы не был. После 1-й Думы такой порядок стал нормальным явлением.

Но кадеты не хотели идти конституционным путем. Готового аграрного законопроекта они не внесли: он был им не под силу. Они внесли «основные положения». Но они хотели перескочить через стадию их голосования Думой, не хотели содействия министерства для написания законопроекта и предпочли сразу поручить составление закона думской комиссии. Их законопроект заканчивался такими словами: «Предлагаем избрать комиссию из 33 членов для разработки и внесения в Думу законопроекта по земельному делу и просим передать в эту комиссию как материал настоящую записку».

Можно ли было нарочно придумать что-либо более неуклюжее? Не будем считаться с тем, что это нарушало Учреждение Гос. думы. Но ведь этим путем «законодательная инициатива» была заменена простым доставлением «материала». А главное, что же должна была делать комиссия? Перед ней не было одобренных Думой основных положений. Она должна была сама законопроект сочинять, на основании предоставленного ей разнообразного материала. Через две недели после кадетской аграрной записки в нее передан был другой материал: законопроект трудовиков (104-х). Вследствие этого число членов комиссии с 44 увеличили до 96 человек. 6 июня в Думу вносится еще новый законопроект (33-х) тоже как материал. Кадеты, наконец, возопили: при такой системе работать нельзя. Кроме того, последний законопроект с его первой статьей – «всякая частная собственность на землю в пределах Российского государства совершенно уничтожается» – так своеобразен, что Дума не может к нему присоединиться передачей законопроекта в комиссию. Но это уже совсем непоследовательно. Жилкин справедливо спросил: «А разве передача первых двух законопроектов в комиссию хоть сколько-нибудь означала их одобрение? Дума, по существу, о них вовсе не имела суждения. Почему же для законопроекта 33-х исключение?» Возражение правильно. Но кадеты все-таки последний законопроект даже как материал отвергают. Официально в комиссию он не передается; это не важно; в ней все равно сидят и его сторонники. Они его от себя подымут уже при работе комиссии. Немудрено, что в результате такого «ускорения» оказалось, что когда в заседании 26 июня осведомились о состоянии работ в аграрной комиссии, то ее председателю пришлось доложить, что «комиссия рассмотрела те разряды земель, которые подлежат передаче трудовому населению, но далее этого никаких положительных основ она указать не может».