Первая Государственная дума. От самодержавия к парламентской монархии. 27 апреля – 8 июля 1906 г.

«Неравноправие» крестьян в России было самым кричащим явлением, потому что касалось большинства населения. Но его своеобразие было в том, что в основе крестьянского неравенства лежала отчасти и крестьянская привилегия; исключительное и особенное право крестьян на надельную землю. Особенность эта была принята в интересах крестьян. Чтобы защищать только что освобожденные крестьянские общества от скупки у них надельной земли, а отдельных крестьян от обезземеления, надельная земля была объявлена неотчуждаемой и принадлежала не отдельным лицам, а целому крестьянскому обществу. Это создало своеобразный, незнакомый общему праву и для своего времени благодетельный институт. Но у него были оборотные стороны; из него вытекла замкнутость крестьянского сословия, особые условия для входа и выхода из него, связь надельной земли с сословностью, своеобразный характер общей земельной собственности, неподсудной общим судам; вытекли особые права общества на своих членов, крестьянское сословное самоуправление и сословный суд, своеобразный порядок наследования и много другого. Все это вместе делало из крестьян status in statu[73]. А как бы в уплату за это на крестьянском обществе остались лежать специальные обязанности на пользу всего государства, из которых главной и самой несправедливой была повинность обязательной государственной службы на низших постах администрации. Такова была историческая почва, на которой покоился у нас крестьянский вопрос.

Как можно было распутать этот гордиев узел только с точки зрения равенства? Самые горячие сторонники этого принципа не решились бы объявить сразу свободу надельных земель, прикончить с общиной по правилам 10-го тома и даже хотя бы только заменить трудовой принцип наследования кровным родством. Как обойтись без «натуральных повинностей», включая в них же и отбывание одними крестьянами и за их только счет полицейской службы в деревне? Для 1-й Думы все это осталось вне поля зрения, ибо разрешить это одной отменой правовых ограничений было нельзя. Можно было уничтожить для крестьян сословное законодательство; но тогда пришлось бы заменять его социальным, из крестьянского сословия сделать социальный класс мелких землевладельцев и защищать его против сильных. Здесь было поприще для творчества наших народников и знатоков сельского быта; ставить этот вопрос на одну доску с женским и еврейским неравноправием, выхватив из него только эту черту неравенства, было совершенно поверхностным подходом к вопросу.

Декларация правительства гораздо разумнее поставила этот вопрос, чем инициаторы Думы. Но разрешить вопроса и правительство не сумело. Позднейшие законы 50 октября и 9 ноября 1906 года всей его совокупности не обнимали. Но 1-я Дума не сделала даже и этого. О том, насколько кадеты были далеки от понимания русского крестьянского вопроса со всем его своеобразием, я могу судить по собственному опыту и наблюдению. Я был в этом отношении так же мало подготовлен, как и мы все; принцип «равноправия» для нас решал весь сложный вопрос. Впрочем, сам Витте рассказал в «Воспоминаниях», что и он сначала не интересовался крестьянским вопросом. Благодаря общему равнодушию этот вопрос и мог так долго существовать в его виде. К положению крестьян все так привыкли, что немногие себе отдавали отчет, в чем оно заключалось и какие оно тем, кто к нему приступает, готовит сюрпризы.

Мне пришлось столкнуться с этим вопросом случайно, в 1916 году. «Прогрессивный блок» решил «для демонстрации» поставить на повестку тот правительственный законопроект о крестьянском равноправии, который был внесен еще в 1907 году, в замену закона 5 октября 1906 года, проведенного П.А. Столыпиным в порядок 87-й ст. Основных законов. Я был намечен докладчиком. Для меня это было новое дело; но доклад трудностей не предвещал. Закон 5 октября 1906 года давно вошел в жизнь. Никто его не оспаривал. Учреждение его Думой казалось простой формальностью. Чиновник канцелярии принес мне для подписи уже заготовленный им краткий доклад. Такой способ работы был тогда у депутатов очень в ходу. Я рад, что им не соблазнился, и над вопросом сам поработал; хотя труды и пропали, зато я мог оценить, с каким багажом мы принимались за дело.