Преобразовательный план, по мнению Думы, был изложен ею в адресе.
Возьмем самый капитальный вопрос о «правовом равенстве».
Кто мог оспаривать необходимость этой реформы? На неравенстве была построена вся русская жизнь. Не прошло еще 50 лет со дня уничтожения рабства, т. е. с тех пор, как одни русские граждане «продавали» других. «Неравенство» оставалось в нравах, а нравы поддерживались всем строем государственной жизни. Без крестьянского неравноправия тогдашнее государство не смогло бы держаться. Кадеты, которые несколько лет занимались этим вопросом, могли внести в Думу ряд конкретных предложений, которые бы постепенно перестроили жизнь.
Они такой закон и внесли. Но при ознакомлении с ним можно прийти в недоумение. Неужели такое законодательствование было серьезно?
Кадеты хорошо понимали, что речь шла не о написании какого-либо одного закона. Самый заголовок законопроекта гласил: «Основные положения законов о гражданском равенстве». Текст его начинался словами: «Предлагаем Государственной думе приступить к выработке ряда законопроектов и т. д.».
Инициаторы прибавляли, что «устранение неравенства путем единого законодательного акта представляется невозможным…», и предлагали «разделить законодательную работу, направленную к установлению в стране гражданского равенства, на четыре разряда законов».
Не буду настаивать, что это формально неправильно и противоречит ст. 55 Учр. Гос. думы. Но какой вообще смысл вносить одно законодательное предположение, если оно должно вести к выработке четырех разрядов новых законов? Эти законы могли быть между собой не связаны и самое отношение к ним могло быть неодинаково. Сторонники «еврейского равноправия» не должны были из-за этого быть и за «уравнение женщин». Что общего между тем и другим? Для кого и для чего выгодно эти проблемы связывать вместе? Известен классический способ обструкции, когда затем, чтобы помешать принятию закона, его умышленно усложняют, углубляют, исправляют: находят его недостаточным и в результате делают неприемлемым. Это ловкий прием и часто цели своей достигает. Но зачем все это делала Дума?
И при этом: какая же задача ставилась для комиссии? Неопределенная и необъятная; можно прибавить, и непонятная. Инициаторы выводили все разряды будущих новых законов из якобы одного положения: «Все граждане обоего пола равны перед законом».
Это вовсе не «общее положение» закона, а декларация, или, проще, «фраза». Она или ничего не означает, или говорит больше, чем хочет. Она ничего не означает, если под ней понимают лишь то, что никто не может быть выше закона, что законы для всех обязательны. Тогда это общее место. Если же этим хотели сказать, будто все граждане подлежат одним и тем же законам, то это неправда. В наивном XVIII веке это могли провозглашать в «Декларации прав»; в XX же в такой абсолютной форме это положение было уже неверно. Не будем же мы отрицать социального законодательства, которое защищает одни классы людей против других, специальных законов о защите женщин и много другого? Создать комиссию и поручить ей выработать 4 группы законов на этом начале – есть литература, а не законодательство.
Инициаторы закона должны были сами дать себе труд подумать и поработать; указать конкретные проявления того неравенства, которые они осуждают, и те начала, на которых предлагают его устранить. Это надо было черпать из жизни и русского законодательства. Кадетские специалисты имели на это достаточно времени. Они помогли бы Думе, если бы принесли в нее результат подобной работы; это и было бы с их стороны «законодательной инициативой». Без этого же их предложения только материал для журнальных статей или для резолюций на митингах. Законодательной работе Думы они только мешали.