Читаем Первая книга Царств. Поэтическое прочтение полностью

Жив Господь! Пусть поразит Он деспота рукой своею.

На войне ли царь погибнет, свинкою переболеет

Иль умрёт от ожиренья — мы здесь делу не поможем.

Пусть не лучшее творенье, но помазанник он Божий.


Убивать его не будем, то не в нашей ипостаси,

А возьмём копьё с сосудом и пойдём мы восвояси.

Взял Давид сосуд с водою, что стоял у изголовья

(Не идти ж к водопроводу, если царь испить изволит).


И никто не знал, не видел, не проснулся к удивленью

(Массовый гипноз Давида нынче общее явленье).

Отошёл Давид от стана, в отдаленье встал с опаской,

И слова его набатом зазвучали громогласно.


Обратился к Авениру и призвал его к ответу,

Мол, позорит честь мундира. Авенир ему на это:

«Кто такой, что беспокоишь сон царя, откуда взялся?»

(Сам с чугунною башкою, до того вчера набрался).


«Я за жизнь царя глаголю — говорил Давид в свой рупор -

Кто с тобою будет вровень? Здесь искать такого глупо.

Ты в пределах Палестины главный, как корчмарь в таверне.

Что ж царя и господина охраняешь ты так скверно?


Приходил сегодня некто с самодержцем разобраться.

Все вы здесь достойны смерти за преступную халатность.

Вы царя не бережёте, он же ставленник Господень.

Не его ли сало жрёте? Вам трещоткой в огороде


Отгонять вороньи стаи. Где копьё, сосуд с водою,

В изголовье что стояли у царя? Какой бедою

Обернётся для народа ваша пьянка, знать несложно.

Мор, погибель — что угодно, ведь помазанник царь Божий».


Глаз продрал с таких дебатов через громкоговоритель

Царь Саул и мутным взглядом осмотрел свою обитель –

Жажда мучит с перепоя, а сосуд с водой как сгинул,

И копья нет под рукою… служку наказать скотину.


«Твой ли, сын, я голос слышу, мой Давид?» — спросил царь хрипло.

Звуки слипшиеся вышли из гортани габаритной,

Но Давид смысл понял сразу, что иного ввергнет в ступор.

Как Вольф Мессинг, он ведь знал то, что всем прочим недоступно.


Оба дар имели свыше… «Голос мой, не обознался

Царь, ответь мне, как так вышло, что врагом я оказался?

Совершил какое зло я иль за пазухою камень

Я держу, мой царь, что волен ты меня дать на закланье?


Если то по Божьей воле, для меня не будет краше

Жертвою быть благовонной от руки твоей монаршей.

Но когда здесь человечьи происки наружу вышли,

За дела свои ответишь ты пред Господом Всевышним,


Ибо, будучи в опале, не служу чужим богам я.

Тем же, кто меня изгнали, не купаться на Багамах.

Вышел ты, царь Израиля, за блохой одной гоняться –

То тебя подговорили духи, а ты рад стараться.


Паранойи бесноватой предаваться сколько можно?

Как тебе царь неповадно? Ведь помазанник ты Божий».

Пристыдил Давид Саула. И сказал царь виновато:

«Больше я грешить не буду. Возвращайся, сын, обратно.


Поступал безумно прежде, я копьё швырял, но мимо,

Впредь с тобою буду нежным, ограничусь пантомимой.

Зла тебе не буду делать, не сгубил ты мою душу.

Это ведь большая редкость, когда царь кому-то нужен.


Пощадил меня ты дважды, а на третий раз — кто знает…

Станем жить с тобой как раньше до раздора между нами.

Ублажать меня псалмами будешь ты моим полпредом

И с мулаткой на Багамах зажигать по уикендам».


Не пошёл Давид обратно, верил он царю не слишком,

Возвратил копьё сатрапу он не лично, а с мальчишкой,

А слова сказал сатрапу значимо и не пустышно:

«Да воздаст Господь по правде всем своей (особой, высшей),


Истине Его (опять же, высшей истине абстрактной,

Лишь тому она понятна, кто душой без катаракты).

То, что я царя сегодня не пронзил копьём без боя,

Сделало в очах Господних жизнь мою весомей вдвое.


Как не выбрал я мишенью возлежащего на ложе,

Так любое искушенье превозмогший превозможет…»

Эту истину мы слышим от бойца, а не от ксёндза.

Кто б донёс её мальчишкам — Не курочьте птичьи гнёзда!

Глава 27. За козла Белов ответит

За козла Белов ответит,

Раз героев он не чтит

И в Писание заметил,

Что совсем не в лучшем свете

Предстаёт порой Давид.


То проявит благородство –

Не пронзит царя копьём,

То на женщин поведётся

Иль в предел чужой ворвётся

Поработать кистенём.


Так ведёт себя порою –

Ангелок пред ним абрек.

Что сказать нам про героя –

Всё в нём, вплоть до геморроя,

Одним словом — человек.


Взять других, те много хуже.

У Саула нрав такой,

Хоть сдавай его в психушку,

Жизнь его как погремушка

У Давида под рукой.


Но не стал вполне геройски

Жизнь царя ломать Давид…

Так ли это? Мне сдаётся,

Что за этим благородством

Страх пред Господом стоит.


А на страхе что за вера

Осознать я не могу.

Взять Давида нам, к примеру,

Он не тронул изувера

Из симпатии к врагу,


От любви большой? Возможно,

Разобрался не вполне

Он в царя натуре сложной.

Что помазанник тот Божий

Отговорка, мнится мне.


Знал двуличную натуру

Он царя, ему ль не знать,

Прочь бежал, спасая шкуру.

А кому, скажите, сдуру

Вдруг приспичит умирать?


И сказал Давид: «Как шляпа

Мне когда-то здесь висеть

На болванке у сатрапа.

За бугор мне надо драпать,

Не показываться впредь


В Иудее. Так, возможно,

Я спасусь, в мои лета

Оторвусь по бездорожью…

Хоть помазанник царь Божий,

А собака ещё та…»


Встать и двинуть заграницу,

Если царь тебя достал,

Было, как воды напиться –

Ни посольств, ни экстрадиций

Древний мир ещё не знал.


За пределы Израиля

В филистимские края

Голиафа победитель

На погибель шёл в обитель,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза
Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия