Читаем Первая книга Царств. Поэтическое прочтение полностью

Но здесь его спасли филистимляне,


Напали на Израиль как всегда.

Саул вернул войска пока не поздно.

Борьба за власть — не главная беда,

Когда из-за бугра идут угрозы.

Глава 24. Как Давид Саула не убил

От народа, что ему подгадил,

Из пустыни Зиф ушёл Давид,

В безопасных жил местах Ен-Гадди

Там, где при последнем камнепаде

Ротозей случайный был убит.


Царь Саул с войны вернулся вскоре,

Нападенье вражье отразив,

Зятя стал искать, послал дозоры,

А ему — Да он подался в горы,

Камни там тягает, как Сизиф.


Взял Саул три тысячи отборных

Из всего Израиля мужей,

Головные выдал им уборы

И — Вперёд! — по узким коридорам

Брать врага на верхнем этаже.


По горам, живут где только серны,

Шёл Саул, наткнулся на загон

Там овечий, рядом с ним пещера…

Камнепады действуют на нервы,

Воины снуют со всех сторон,


Чтоб Давида им поймать с поличным

И поднять мерзавца на копьё…

Царь уединиться место ищет

(Залежалая со склада пища,

Видно, дело сделала своё).


Для нужды зашёл Саул в пещеру.

Писсуары, ценник, что почём,

И старуха, злая как мегера.

Сталактиты действуют на нервы,

Словно это камень мочевой.


В глубине кого-то черти носят –

То Давид в укрытии с людьми…

Но Саул про то не в курсе вовсе,

Плащ военный с плеч небрежно сбросил

И повесил прям на сталагмит.


Гномы подземельные шептались,

Говоря Давиду: «Вот он шанс

Твой брутальный, для царя фатальный.

Садани ж Саулу капитально

Между глаз, пока он к нам анфас.


День настал сегодня, о котором

Говорил Господь — вот я предам

В твои руки лиходеев свору,

Сдам тебе злодеев без разбора

Всех, кому желаешь ты вреда».


Встал Давид и край одежды верхней

У Саула отчекрыжил вмиг.

Но увидев на плаще прореху,

Стало ему как-то не до смеха,

Вещи портить с детства не привык.


Передать Давида чувства сложно,

Лишь слова могу я повторить:

«Трогать мне царя — себе дороже,

Ведь не зря ж помазанник он Божий,

Чтобы взять так просто и убить.


В компетенции он только Бога,

И не нам судить его ваще…»

А Саул встал вышел на дорогу

И пошёл себе тропой пологой

С дыркою, прорезанной в плаще.


Выскочил Давид с пещеры пулей,

— Подожди — кричал царю вослед,

А догнавши в ноги пал к Саулу:

«Что речей ты слушаешь огульно,

Будто я тебе замыслил вред?


Только что с твоей большой нуждою

Был ты беззащитнее чем злак.

За твоей я прятался спиною

Со своею дикою ордою.

Целиком ты был в моих руках.


Да хранит Господь царя промежность.

Пощадил тебя я в этот миг,

В знак того, люблю тебя как нежно,

Лишь отрезал краешек одежды,

Что повесил ты на сталагмит.


На царя руки своей помпезной

Я не подниму, скорей на нож

Сам паду, нет, лучше брошусь в бездну…

Вот тебе кусок, что я отрезал,

Ты к плащу опять его пришьёшь.


Видишь ты, что нет во мне коварства,

Зла в руке, за пазухой камней,

Ни мздоимства нет, ни интриганства.

Что ж меня обрёк ты на мытарства

И желаешь, царь, души моей?


В заблужденьях мести безрассудной

Как меня ты грозно ни карай,

За грехи тебя лишь Бог осудит.

На тебе руки моей не будет,

Разве что одежды срежу край.


Беззаконие от беззаконных

В мир исходит, я же не берусь

Приговоры вешать беспардонно,

Ибо беззаконие бездонно

Там, где в судьях над орлами гусь.


Царь Израильский, кого ты вышел

Догонять? За кем, за мёртвым псом

Гонишься? Блохою никудышной?

Меж тобой и мной один Всевышний

Наше дело разберёт потом.


Что спасусь от рук твоих, я верю…»

Слушая Давида крик души,

Поначалу был Саул растерян,

Широту души его измерив,

Сам потом расплакался в тиши:


«Твой ли это голос, сын Давид мой?

Оказался ты правей царя –

За поступок мой неблаговидный

Не убил меня ты всем на диво,

Лишь слегка попортил мой наряд.


Кто врага, в момент уединенья

Отловив, отпустит в добрый путь,

А не будет бить до одуренья?»

(Вспомнил я, как Волю с наслажденьем

Вздумали в клозете парни вздуть.


Не Саул, конечно, мелковат он,

Этот Павел, даже не еврей.

Потому должно быть маловато

Пошляку навешали ребята,

А напрасно, надо бы полней).

Глава 25. Давид и Авегея

Самуил священник в Раме умер.

Был высокий он авторитет,

При царе Сауле в ихней Думе

Возглавлял Духовный комитет,


Что-то типа нашего Синода.

Волю Божью жрец тот сотворил –

При большом скоплении народа

Он Саула выдвинул в цари.


Оказался выбор тот поспешен.

С верой недобор был у царя,

Был к тому же он слегка помешен

И копьём швырялся почём зря.


Неврастеник, впавший в паранойю.

Что с таким диагнозом ловить?

И уже за царскою спиною

Вырос претендент его Давид.


Проявлял особое он рвенье.

В Раме с честью погребли жреца,

И Давид при этом погребенье

Отстоял молебен до конца


И пошёл в Фаран по солнцепёку.

Был там некто богатей Навал,

У него добра скопилось столько,

Сколько наш чиновник не украл.


Коз — аж тысяча, овец в загонах –

Вообще три тысячи голов

(Видно, для сокрытия дохода

Счёт шёл без баранов и козлов).


Некто жил в имении, не пришлый,

Стриг овец, рубил своё бабло.

Был, подобно нашим нуворишам,

Человек жестокий, нравом злой.


Всё как в нашей жизни — с богатеем

В браке с туповатым наглецом

Проживала некто Авигея,

Женщина красивая лицом,


Умная и с формами тугими…

Услыхал Давид — стрижёт овец

Богатей — решил его за вымя

Подержать — пусть делится подлец.


Подозвал Давид мальчишек крепких,

Вразумил и наставленья дал:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза
Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия