Читаем Первая книга Царств. Поэтическое прочтение полностью

Ионафан увещевал Саула:

«Что сделал он, за что же умерщвлять?»

О том же спрут спросить бы мог акулу,

Ответа только так и не узнать…

Царя стыдить? Да как посмел, наглец?

Вновь за копьё хватается отец.


Сжать древко и не бросить — несолидно,

И вот уже копьё в сынка летит.

Тут понял сын, решив убить Давида,

Саул сметёт любого на пути.

Ионафан, обед свой не доев,

Покинул стол, едва скрывая гнев,


Пошёл туда, где в поле с повиликой

Давид скрывался, ожидал свой фант.

Стрелою, пущенной с условным криком,

Оповестил его Ионафан

О близости фатального конца.

В большой обиде сын был на отца


И вопреки всем воинским уставам

Давида в самоволку отпустил.

Тот трижды поклонился, пал на травы,

От службы регулярной закосил.

Вчерашний победитель и кумир

Из армии сбежал как дезертир.

Глава 21. Юродство Давида во спасение

Пришел Давид в Номву к Ахимелеху

Без карабина, даже без ножа,

На нём ни лат нет, ни иных доспехов,

Одежда износилась и в прорехах

(Как будто Бровкин с армии сбежал


Или иной Максим Перепелица,

Чей облик сохранил Госфильмофонд,

Увековечил кадрами страницы,

Когда КПСС могла вступиться

За армию могучую и флот.


Жить научилась без партаппарата

Не самая библейская страна,

От танков перешла на самокаты…

Всё на круги своя придёт обратно,

Библейские вернутся времена).


Ахимелех тогда к Давиду вышел,

В смущении спросил: «А где праща?

Куда любезный навострили лыжи?»

Был он жрецом, про то, что видел, слышал,

Обязан был по службе сообщать


Кто новый появился в общих банях…

Всё знать про всех, но не рубить с плеча

Имел священник свыше предписанье,

И потому, как банный лист, с дознаньем

Вопросами Давиду докучал.


«Что о прибытье не прислал депешу?

С чего один?» В ответ на то Давид

Свою лапшу жрецу на уши вешал:

«Мне поручил Саул такие вещи,

Что лучше и не спрашивай, левит.


Пускай никто не знает, царь сказал мне,

За чем тебя послал, что поручил…

Солдат своих оставил я в казарме,

Нельзя мне появляться на базаре,

А у тебя припрятаны харчи.


Штук пять хлебов по случаю пришли мне,

А не найдёшь — что будет под рукой

Отдай, не жмись. Мы так с царём решили –

По случаю войны, чтоб мы так жили,

Излишки с правоверных взять мукой».


Давиду отвечал тогда священник:

«Простого хлеба под рукой — обвал,

А есть священный свежеиспеченный,

Хлеб тот достоин есть лишь очень честный,

Кто с вечера к жене не приставал».


За всех других Давид ответил строго:

«Без женщин мы чисты, здесь всё ништяк.

Из членов напрягал я только ноги,

Постель моя — канава при дороге,

Питание — засохший коровяк».


Священник дал тогда Давиду хлебца.

При этом жрец не сообщил наверх,

С какою целью зять Саула здесь был,

Какая в том была ему потребность.

А для властей сокрытье — смертный грех.


Скорей Земля вращаться перестанет,

Чем мир нас встретит без обиняков.

Заложат с потрохами поселяне.

Вот и теперь там был Идумеянин

Начальник царский здешних пастухов.


По имени Идумеянин — Доик,

Весёлый человек, наверняка.

Начальник пастухов — уже прикольно,

А то, какой был Доик параноик,

Узнаем мы чуть позже, а пока


Сказал Давид Ахимелеху: «Нет ли,

Жрец, у тебя меча или копья?

А то я здесь, хоть при царёвом деле,

Но без меча как девка на панели,

Коровка божья, мальчик для битья».


Меч, побеждённого им Голиафа,

Давид сюда сдал раньше как в музей,

Решив тогда, да сдался мне он нафиг.

А вот теперь Ахимелех из шкафа

Извлёк тот меч из тряпок и газет.


Тот экспонат, завёрнутый в одежду,

Вручил Давиду, тот аж задрожал,

Прижал к груди предмет геройский нежно.

Уверенный в себе вдоль побережья

Давид к царю Анхусу убежал.


Царь Гефский в благодушье был умильном –

Саул ослаблен, дело на мази.

Но слуги в один голос говорили:

Не это ли Давид из Израиля,

Что наших десять тысяч поразил?


Давид в испуге, видит плохо дело,

Прикинулся, что Сербского клиент* –

Внушеньем ток он пропустил по телу,

Припадки стал изображать умело.

Лицо дебилу — лучший документ.


Давид царю Анхусу рожи строил,

А дверь так просто чуть с петель не снёс,

Пускал слюну, держали его трое.

Хвалился он, что обесчестил Трою,

Где поимел Елену в полный рост.


Провёл Давид вкруг пальца контрразведку.

Сказал Анхус на слуг, что те нули:

Да сами вы, видать, умом не крепки.

Знать, сумасшедшие у нас столь редки,

Что вы ко мне придурка привели


Юродствовать, блажить передо мною,

А то своих мне мало дураков.

Я дверь в свой дом такому не открою…

Так с выдумкой безумною про Трою

Остался жив Давид и был таков.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза
Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия