Читаем Первая книга Царств. Поэтическое прочтение полностью

Нанизать хотел, что было силы

(Приукрасить он не преминул).


Дело то происходило в Раме…

Донесли Саулу, что Давид

Здесь недалеко, не за горами…

Со своей упёртостью бараньей

Вновь убить Давида царь велит.


Слуги в Раму, а там сонм пророков

И над ними главным Самуил.

Все пророчествуют волей рока.

Божий Дух сошёл на слуг, сорокой

Всякий затрещал, заговорил,


Словом, все пророчествовать стали.

Не опричники, а сбор кликуш,

Вместо чем разить калёной сталью,

Разом как один запричитали

О спасении заблудших душ.


Новых царь прислал из войск спецназа

Слуг — и те закатывать глаза

Начали с пророками в экстазе.

Да крепка религии зараза,

Думал царь, косясь на образа.


Сам пошёл, но вновь метаморфоза –

Божий Дух сошёл и на царя.

Снял с себя одежды на морозе

И пророчествовал деспот грозный.

Потому и нынче говорят:


"Неужели и Саул в пророках?"

И какая в том мораль для нас?

Господу с людьми одна морока.

Хоть любой из нас не без порока,

Но к спасению имеет шанс.

Глава 20. Как Давид стал дезертиром

Когда недугом поразил Дух Божий

Всех присланных убить Давида слуг,

Пророчествовали все, вопя истошно,

Про будущность страны стенали вслух…

Пока в пророках пребывал Саул,

Давид от этих воплей драпанул,


К начальнику пришёл к Ионафану.

«Что сделал я? За что перед отцом

Твоим предстал я жертвенным бараном,

Скрываюсь провинившимся юнцом?

Такой ли уж зловредный я еврей,

Раз ищет царь Саул души моей?»


Сказал Ионафан в ответ на это:

«Отец мой доверяет мне во всём,

И в малых, и в больших моих советах

Нуждается и даже в чернозём

Тебя загнав, про мёртвый черенок

Писать меня заставит некролог».


Давид для убедительности клялся:

«Про то, как ты ко мне благоволишь,

Все домочадцы источили лясы.

Подумал царь, расстроится малыш

И, чтоб от слёз ребёнок не опух,

Решил приватно выпустить мне дух.


Но жив Господь, душа твоя живая,

А от моей — до смерти один шаг…»

Ионафан, чувств лучших не скрывая,

Сказал такое, аж звенит в ушах

От клятвы данной им, ввергает в дрожь:

«Скорей погибну я, чем ты умрёшь!


Чего душа твоя желает, право,

Всё сделаю, отсрочу твой конец,

Проведаю состав, что за отраву

Подсыпать приказал тебе отец…»

Ионафана выслушал Давид

И как по званью младший говорит:


«Вот завтра новомесячие, я же

У Главного обязан быть, как штык.

Меня бы отпустил ты без поклажи

На пару дней всего, а сам бы вник,

Какие планы в царской голове,

Пока я поваляюсь на траве.


Саул спохватится по мне, ответь же –

Давида в Вифлеем я отпустил

В свой род до жертвы ежегодной вешней,

Где режут скот, кровь льётся на настил…

Не пропусти ни слова, мой адепт,

В них будет приговор моей судьбе.


Когда царь скажет «Хорошо», то значит –

В спокойствии продлятся мои дни,

А если царь начнёт ругаться смачно –

То выпустил врага из западни…

Так про мою судьбу узнаешь ты –

Звезда во лбу или в гробу цветы…


А я, твой раб, желание озвучу –

Когда вина на мне тряпьём висит,

Меня ты умертви собственноручно,

Зачем к отцу для этого вести?»…

Рванул рубаху на груди — стреляй!

А не виновен — просьбу выполняй.


В ответ Ионафан: «Не рви рубаху,

С тобой не будет этого никак.

Что царь готов послать тебя на плаху –

Свой потайной тебе я выдам знак.

И если так — бери свою пращу.

Тебя я на свободу отпущу.


За друга я продам хоть чёрту душу,

Всё выпытаю, что решил отец,

И если слово я своё нарушу,

То сам бесславный обрету конец.

Но ты и мне, когда я буду жив,

Своё благоволенье окажи.


А если смерть мои закроет веки,

Покуда жив хотя б один еврей,

От дома моего, Давид, во веки

Не отними ты милости своей,

И в час, когда врагов Бог истребит,

Не оставляй семью мою, Давид!»


Так заключил Ионафан с Давидом

Завет о том, что царь исподтишка

Не сделает Давида инвалидом,

Что не грозит ему секир-башка;

А что случись с Ионафаном вдруг,

Его семью не обездолит друг.


Ионафан до выясненья сути –

Что за козу Давиду царь припас –

Чин младший отпустил на перепутье

Подальше от монарших злобных глаз.

А после с разъясненьем, что и как,

Пришлёт ему начальник тайный знак.


По полнолунию Саул, собравши

Свой штаб, увидел, что попал Давид

В число пропавших или загулявших.

Подумал царь: «Где этот сибарит?

Наверное, очиститься свалил,

Чтоб лучше к нам Господь благоволил».


Но в мыслях у царя, как аскарида,

Тревога шевелилась за престол.

На завтра, вновь оставшись без Давида,

Почувствовал Саул, что он осёл –

Врага из своей власти отпустил…

— "Где наш Давид? — начальника спросил –


У нас ведь день собранья — это праздник,

Приличный стол, буфет, затем банкет,

К такому дню спешат без опозданий,

А зятя моего в помине нет.

Вдруг завтра сбор, учение, поход,

Что думает себе твой замкомвзвод?"


И отвечал Ионафан Саулу:

«Давид твой отпросился в Вифлеем,

Неявку не считай ему прогулом,

Назавтра он прибудет без проблем».

Казалось бы, нет зятя — Бог бы с ним.

Но самодержца нрав неукротим.


Царь обратил гнев на Ионафана:

«Негодный сын, ужель не знаю я,

Как вместе вы с моим врагом профана

Тайком решили сделать из меня?

На срам отцу и матери твоей

Сын Иессея — лучший из друзей


Твоих, наглец. Не жить ему доколе

Я для него оставлю мой престол.

Найди, схвати, путём прямым, окольным

Веди ко мне, руби, сажай на кол.

Когда на смерть твой обречён Давид,

Нет разницы, как будет он убит».


Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза
Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия