Первая книга Царств. Поэтическое прочтение

То, что люд украл при Ельцине, можно возвратить.

А как быть, скажите, с недрами, с девственной тайгой,

С елями её и с кедрами, где прошлись пилой?

Рощами валили, кущами летом и зимой.

Как вернуть, что было спущено шлюхам, в казино?

Со времён, что раньше мамонтов, повелел Господь –

Дом гнилой сносить с фундаментом, до подвалов вплоть!

Если до руин дом Ельцина разнесёт левит,

В справедливость древний жрец во мне веру возродит.

Оптимисты люди те ещё… Я же на миру

Жил досель Фомой неверящим, им же и помру).

Самуил до пробуждения спал без задних ног,

Объявить сие видение Илию не мог.

Но сам Илий, хитрый бестия, отрока к себе

Подозвал узнать известия о своей судьбе.

Самуил с тяжёлой кармой шёл, будто в рот воды

Он набрал, а с горькой правдою долго ль до беды?…

Припугнул мальчишку Илий жрец: «В ночь от голосов

Что узнал, скажи мне или же — наш Господь суров

К тем, кто знает и артачится. Бог тебе велел

Быть пророком, а не значиться. Излагай, пострел».

Самуил, быть с риском выгнанным, поборол свой страх,

Отводил глаза, но выдал всё, что узнал во снах.

На погибель дом священника он тогда обрёк

Без надежды на прощение, истинный пророк.

Жители в него уверились явно неспроста,

Ведь не выставил за дверь его Илий, старый стал.

А сынки его исконные порознь, сообща

Продолжали в беззаконии женщин совращать.

Им Господь воздаст за всё потом, с Самуила слов.

Люди говорили шёпотом: «Бог к таким суров.

Самуил пророк Господень есть, это голова…»

Так из грязи в князи подняла отрока молва.

И хоть мало изменилось что — мясо крал сынок,

Самуил Господней милостью сделался пророк.

Жрец от возраста с одышкою, что он может сам?…

Остаётся только слышанным верить голосам.

Глава 4. Жить нельзя без родины

Филистимлянин, Израиля враг

С набитой ранее физиономией,

Сидел бы тихо при своих делах

В пределах отведённой автономии.

Не выполнил народ священный знак,

Не перебил всех местных при нашествии,

И вот теперь потомкам тех вояк

Расхлёбывай печальные последствия.

(Другое дело бледнолицый брат,

Аборигенов истребил как нацию.

Играет в краснокожих детвора,

А взрослые индейцы в резервации).

Филистимляне снова на войну

С Израильтянами пошли, как ранее.

Встать в позу Самуил не преминул,

И было слово от него Израилю.

Что говорил, читаем между срок,

Сказал, наверное, что дело гиблое.

К чему б ни призывал тогда пророк,

А тысячи четыре к ночи сгинуло,

Погибло от язычников руки

В бою с филистимлянами проклятыми.

Но в стан вернувшись свой, боевики

Идти не захотели на попятную.

Старейшины подали голос свой –

«За что в бою погибли наши мальчики?

Ковчег завета мы возьмём с собой

И он спасёт нас от руки захватчика».

На поле боя вынесли ковчег,

С ним Илия сыны, Офни и Финеес,

Те самые, кого Бог раньше всех

Приговорил к вперёд ногами выносу.

Когда ковчег завета лишь возник

На горизонте, радостью беременна

Земля стонала — столь великий крик

Евреи выдали единовременно.

Тот слыша крик, филистимляне вмиг

От страха задрожали и попадали,

Едва лишь Иеговы страшный лик

И меч разящий над собой представили.

Сказали: «Горе нам! Ведь ни вчера,

Ни третьего дня божества подобного

Не ждали мы у нашего двора,

Столь сильного, коварного и злобного.

Кто нас избавит от руки его?

Неверных египтян казнил Бог казнями,

А двор и фараона самого

Он поразил чумою и проказою».

Но среди них случился патриот,

Вскричавший — «Люди, проявите мужество.

Лишь с сильным богоизбранный народ

Со временем войдёт в одно Содружество.

Извечный здесь решается вопрос

Еврейский. Но ответ его не в мщении,

Не в том, кому сейчас откусят нос,

А кто кого возьмёт в порабощение».

Филистимляне в сущности своей

Язычники, своих богов не считано,

И с прогрессивной верою еврей

Был перебит числом весьма значительным.

Израильтяне прятались в шатры,

Случилось поражение великое,

Призывы унеслись в тартарары

Со всеми их воинственными криками.

В сраженье тридцать тысяч полегло

Лишь пеших, угодил ковчег в пленение,

И Офни с Финеесом повезло

Погибнуть в день один при исполнении.

Беда ведь не приходит в дом одна.

Вбежал в Силом боец Вениаминова

Родства по племени, в подтёках вся спина

И то, что ниже, цвета тёмно-синего,

Одежда в клочьях, прах на голове…

А Илий, восседая на седалище,

Томился сердцем — как его ковчег

И как там соплеменники-товарищи?

О пораженье возвестил гонец

Те новости до крайности печальные.

Весь город понял, что настал конец

И восстенал от горя и отчаянья.

Был Илий девяноста восьми лет,

Глаза померкли, слава Богу, слышал хоть.

Услышал вопль, с ног слабых сбросил плед

И в возбужденье принял вновь прибывшего.

Про пораженье весть принёс гонец.

Про смерть сынов одновременно жуткую

Узнал отец, но не сломился жрец,

Не помрачился от беды рассудком он.

И лишь прослышав, что ковчег — ку-ку,

Предчувствием и страхами измученный

С седалища жрец рухнул вниз, как куль,

Сломал хребет, настолько тучен был

И дряхл, как пень. В Израиле судьёй

Он правил сорок лет и при коррупции

Текла спокойно жизнь сама собой

По данной Моисеем конституции.

Но видно не спасает воровство

От бед извне. В борьбе с филистимлянами

Наказан свыше был народ за то,

Что лебезил и власть терпел с изъянами.

Жене же одного из тех сынов,