Она чай допила, пристроилась на нижней полке и очень скоро уснула. А я не могла уснуть. Смотрела, как поезд едет, то укрывала девочек, то малыша своего.
Утром на остановке Валя сбегала на перрон, притащила тортик и лимонад. Она вообще какая-то очень подвижная была. Везде бегала, со всеми дружила, со всеми о чем-то договаривалась. Тортик ей какой-то знакомый подогнал, а лимонад в кафе выкупила за копейки.
– Моего везде знают. Он у меня известный. Думаю, ты не в курсе…потом все узнаешь и разбираться будешь.
Дорога заняла около трех дней. Долго простояли на одном из вокзалов, потом пересаживались на другой поезд. Если бы не Валя, могли и не попасть. Она и билеты достала, и всех растолкала.
Ей даже удалось для нас выбить купе в начале вагона.
– В самом жирном месте. – сказала она и рассмеялась.
Когда в город приехали, я поняла, что городом это место назвать можно с огромной натяжкой. Высоток нет, максимум трехэтажки и частные старые домики. Покосившиеся заборы.
Нас довез в село какой-то мужик, который встречал Валю. Оказалось, это тот самый Остапыч с фабрики. Мы доехали на его жигулях до двухэтажного дома.
– Так. Пошли со мной. Сейчас расселишься. Ключи у меня есть, а завтра я обо всем договорюсь. Все равно там никто не живет. Григорьевна померла год назад, ее дочка с мужем уехала поближе к цивилизации. А тут и холодильник есть, и стиралка. Все осталось после Григорьевны, царствие ей небесное. Идем.
– Неудобно как-то. Чужая квартира и…
– Неудобно ей. На вокзале спать удобней будет? Идем!
Остановилась возле синей выкрашенной двери, но прежде чем открыть, постучала в дверь напротив, откуда доносился звук перфоратора.
– Колька, суко! Как же ж ты затрахал сверлить! Уезжала – сверлил, приехала – сверлит! Ты что, тут собрался Канары забабахать? Потарахти мне еще! Если Васька из-за тебя не спал днем, я тебе яйца откручу!
– Валька, то ты?
– То я! Хватит сверлить, грю!
– Та уже все. Закончил.
Повернулась ко мне, подмигнула, открыла дверь.
– Входи. Тут все скромно, но чистенько. Для жизни пригодно. Григорьевна баба была аккуратная, за порядком следила. И коврики у нее, и ложки с вилочками, и кастрюли начищены. Все тут осталось. Так что все у тебя есть. А чего не хватит, мы найдем и принесем. Правда, сюда ее кот повадился ходить – Кутузов. Глаза одного нема. Она как померла, год почти прошел, а он все ходит, орет под окном. Скучает по ней. К нам ни к кому не идет. Ты его, если чего, веником. Он веника боится.
Я вдруг резко ее обняла за шею, и слов не осталось. Только слёзы.
– Спасибо вам, тетя Валя. Спасибоо. Никогда вашей доброты не забуду.
– Та ты чего! Перестань! Доброты! Я еще та стерва…Но хороших людей люблю. Людям помогать надо. Так мать моя говорила. И всегда права была. Я это только с возрастом понимать начала.
Ты давай, обживайся. А утром на фабрику пойдем и в областной центр. Как бумажки все получишь, можно и к куму.
– А кто такой…кум?
– Понятно…кум – это та сволота, которая мужика твоего мордует, а с тебя бабло тянет. Но от той сволоты все зависит. Начальник оперчасти. Афанасьев Андрей Петрович. Та еще гнида. Завтра схожу к нему все разузнаю…
– Значит так. Свиданку пока не разрешает. Новенький он…ну и наворотил кой-чего.
Меня эти слова убили, наверное, я бы так и сползла по стеночке, внутри все замерло и заледенело. Как будто ржавыми ножницами очень хрупкую и нежную надежду изрезали.
– Так, ты чего? Смотри, как побледнела. Я ж сказала – ПОКА.
Валя усмехнулась и поправила очки.
– Разрешит. Есть у меня на него рычажки давления. Просто потерпи. Главное, все оформили, работа есть, дети пристроены. Ты уже завтра можешь в цех выходить, сильно не загрузят работой. Смена до шести вечера.
– А как…как мне его увидеть?
Выдохнула и прошла на мою кухню, по-хозяйски поставила чайник на плиту, плюхнулась на стул.
– Надеюсь, мою задницу ножки выдержат. Я ей про устройство, про работу, а она опять про него. Что ж мы бабы такие дуры то, а?
Я напротив нее села, руки одна в другую сложила. Дышать тяжело, и сердце ужасно колотится, от разочарования замирает.
– Мужик твой уже успел за эти дни в карцере отсидеть. Отличился. Морду кому-то набил…но думаю, что там только мордой не обошлось, раз его так конкретно закрыли.
Подалась вперед, с мольбой глядя в ее глаза.
– Ничего, вышел уже. На стройке работает. Кирпич таскает. Там бараки строятся. Новых всегда на самую тяжелую работу отправляют. Если через деревню в лесопосадку идти, там как раз и выйдешь к забору. Стройка там. Увидишь издалека. Это пока все.
Вскинулась, подорвалась, но она меня за руку схватила.
– Но сегодня нечего там делать. В выходные пойдешь. На вышке охрана и с ними охрана. Могут и пальнуть. Так что без лишних движений. На три метра близко не подходить. Посмотрела и ушла, поняла?
Киваю, а сама уже мысленно бегу, уже вся извелась, уже душа туда рвется, трепещет. До выходных не доживу.
– Смотри! Начудишь – не спасу. А у тебя дети! Не приближаться! Свидание скоро даст. Думаю, на следующей неделе сможешь пойти к куму, он цену скажет, а мы придумаем что-то.
– У меня есть деньги.