Первая леди для Президента

Если бы наше проклятие началось по-другому. Я сотни раз представлял себе это и сотни раз понимал, что нам был предназначен именно этот путь. И мне хотелось, до боли, до ломоты в пальцах задушить тебя за это разочарование, забить до смерти, лишь бы больше никогда не знать, что ты могла бы предпочесть мне другого. И нет большего безумия, чем ревность. Не важно к кому. Пусть даже к воображаемому сопернику, пусть даже к тому, кого никогда не видел, но мог себе просто представить.

С самого начала мне казалось, что это игра…что я просто играю с тобой в хозяина и его собственность. Что мне скоро надоест. Я поиграю и вышвырну тебя из своей жизни. И я пытался. Много раз пытался это сделать и понимал, что увяз, встрял, запутался настолько, что у меня в костях отточено твое имя. И я попробовал по-другому, позволил тебе приблизиться, чтобы понять – ты мне все-таки не нужна и…я потерпел поражение. Такое оглушительное, такое невероятно сильное поражение, что меня всего сотрясло от понимания – я больше не я. Ты просто взяла и выдрала мое сердце. Ты подожгла его, и теперь оно горело в твоих руках, и каждый раз, когда ты сжимала ладони, я умирал…но, когда ты хотела его выбросить, я по-настоящему корчился в агонии. И лишь сейчас…здесь, когда увидел тебя в этой дыре… я стал по-настоящему счастлив. Я, б*ядь, воскрес там, где остальные сдыхали. Я знал только одно. Я ХОЧУ ЖИТЬ! Теперь я хочу жить.

Я хочу знать, что такое быть любимым тобой.

Дверь громыхнула, лязгнул замок. За мной пришли. Это могло означать что угодно. Возможно, смерть прямо здесь и сейчас. Напрягся готовый к обороне, готовый выгрызать и выдирать жизнь зубами и ногтями.

– Лицом к стене! Руки за спину!

Привычный окрик, и от него становится спокойнее. Значит не здесь и не в эту секунду. Значит еще подышу.

– Пшел вперед!

Иду по коридорам. Вначале думал – к куму на допрос, но ведут в другое место, и опять мысль о том, что поставят к стенке и пробьют башку свинцом. А я так много ей еще не сказал, а я так мало успел ее любить. Я не успел любить моих детей, я не успел назвать их по именам и поцеловать, вдохнуть их запах. Я не знаю, как сейчас выглядит мой сын.

Завели в какое-то помещение. Тоже кабинет, но более просторный, с приоткрытым окном. Оставили ждать. Вряд ли меня здесь пристрелят. Тогда зачем? Кого я здесь жду?

Дверь открылась, и в нее вошел какой-то человек…а когда он поднял голову, у меня все похолодело внутри. Я его узнал…а он узнал меня. Это многое могло означать. Это могло означать, что теперь настанет мой конец.

– Ну здравствуй…Петя. Наконец-то я тебя нашел!

Глава 13

Я не торопился его приветствовать…Эта встреча могла много чего означать. И далеко не саму радость. Артем Витальевич Рогозин. Генерал спецслужб, человек, который занимался госбезопасностью и был знаком мне еще со времен армии.

Мы дружили. Он был старше на восемь лет, но какое-то время судьба тесно свела нас вместе в горячих точках и на спецоперациях. Потом жизнь развела нас. Не настолько, чтоб мы стали чужими, но достаточно для того, чтобы перестали быть близкими. Он был моим подчиненным и выполнял мои приказы.

Я не знаю, на чьей он был стороне, когда произошел переворот и когда меня «убили», под чью дудку он пляшет сейчас и с какой целью он меня нашел.

Наш последний с ним разговор прошел не на лучшей ноте. Он был резким и практически исчерпывающим. Судьба генерала висела на волоске, и я мог его разжаловать и арестовать…Но в память о нашем прошлом, а память о том, как он нес меня на своей спине, а я в свое время прикрывал его задницу…заставили меня закрыть глаза на его промах и оставить его при должности. Но это было позже. После того как он вышел из залы заседаний весь пунцового цвета, а потом слег с сердечным приступом в больницу.

Тогда я его пожалел…Но при моей должности нет друзей. Ни одного. Нет преданности. Она длится ровно до того времени, пока ты на троне. Стоит твоему трону пошатнуться, как появляются желающие подрубить топором или подбить ногами шатающиеся ножки. Так, чтоб ты рухнул мордой в грязь к их ногам, а они растоптали твою корону и запинали тебя до смерти, захаркали, обоссали и обгадили.

Как говорят, что тот, кто рукоплещет твоей коронации, точно так же будет рукоплескать при твоей казни. Я в этом убедился на собственной шкуре. У меня был лишь один верный мне человек, и теперь он мертв.

– Рад меня видеть?

– Вы ошиблись, я вас не знаю.

Ответил и скрестил руки на груди.

– Неужели? Здесь нет жучков и нет прослушки. Это кабинет, где выбивают признания и крошат зубы и кости. Так что мы с тобой здесь совершенно наедине…Лютый. Если так тебе нравится больше.

Кивнул на стены, и я сглотнул слюну, когда увидел пятна, тщательно затертые, но не очищенные до конца.

– Мне вообще ничего не нравится…но да, Лютый сейчас намного ближе. Чем обязан?

– Мы друг другу много чем обязаны…Лютый. Если помнишь. А вообще, обязан все же я, а я не забываю ничего и никого и долги привык возвращать.

Он открыл кейс, достал какие-то бумаги и протянул мне.