Резко обернулась и ощутила бешеное биение сердца. Человек с чемоданчиком надел на себя рясу и тиару, на его груди красовался большой серебряный крест. Боже…это что, последняя исповедь при мне? Петр хочет попрощаться? Его приговорили?
Наверное, я не просто побледнела, а буквально похолодела от ужаса.
– Прежде чем я проведу церемонию, мне нужно знать – согласна ли невеста…
– Марина, – голос Петра прозвучал так оглушительно, что мое сердце стало биться с адской силой до боли в ребрах. – Ты согласна стать моей женой? Этот человек обвенчает нас сегодня…прямо здесь и сейчас. Ты согласна стать моей навечно? Перед Богом?
В горле пересохло, и затряслись колени, я судорожно схватила ртом воздух. Наверное, мне слышится… или я сплю. Боже… я ведь не слышу это на самом деле?
Глаза начинает печь, так печь, что мне очень больно, и я чувствую, как они наполняются слезами.
– У меня нет роскошного букета, у нас не будет шествия по зале, не будет гостей, свадебного платья и фаты, не будет прекрасных колец…только эти. Но у тебя будет моя черная душа и мое черное сердце…если они все еще тебе нужны.
Кивает на стол, и только теперь я вижу на обыкновенном блюдце со щербатым краем два сложенных вместе обручальных кольца.
– Ты согласна?
– Да…, – очень тихо, – ДА! Боже! ДА! – оглушительно громко, чувствуя, как по щекам градом покатились слезы.
Глава 14
Было время, когда я пытался забыть, пытался не думать о том, каково это обнимать ее, каково это ощущать ее пальцы на своем лице. Если не видеть, если никогда не приближаться, то я перестану голодать по ней. И ни хера…ни хера я не смог забыть, не смог не думать, не смог не вспоминать и не ощущать фантомные прикосновения к ее шелковистой коже.
И сейчас…когда мы остались наедине, и касаюсь своей щекой ее щеки, когда я полной грудью втягиваю в себя этот невероятный аромат ее кожи, моя одержимость выходит из-под контроля, она становится огненно-испепеляющей.
Сильнее, мощнее, невероятнее. Мои воспоминания…грош им цена. Разве могут они сравниться с реальностью. С тем, каково это по-настоящему касаться ее. Сжимать в своих объятиях. Смотреть в подернутые поволокой глаза и понимать, что теперь ОНА МОЯ! МОЯ! Не перед людьми, нееет…перед НИМ. Перед тем, в кого я раньше не верил. И поверил только тогда, когда мне, грешнику, отступнику дали этот шанс на исправление, послали это спасение души.
Дернул вверх ее свитер, снимая через голову, целуя, кусая ее губы…как же сильно я скучал по ним, как же грезил о каждом касании и теперь, ощущая ее слезы, сходил с ума от наслаждения. Дрожащими пальцами прошелся по ее шее, не сводя пьяного взгляда с бешено вздымающейся груди, спрятанной под скромным бюстгальтером. ЕЕ соски уже напряжены, и мои яйца сводит похотливой болью от одного взгляда на них.
Впиться в ее губы, терзая их, сминая своим жадным ртом, насилуя голодным языком. Задрал юбку вверх и тут же без прелюдии проник пальцами под трусики. Там горячо и мокро. Уже мокро. И меня прошибает разрядом тока, по всему телу слепящими искрами. Чувствую ее дрожь, и самого колотит и лихорадит.
Моя жена…наша первая ночь. Пусть в камере, пусть в гадюшнике с решетками, но она самая прекрасная…и я не знаю, будет ли у нас еще одна. Сейчас я ворвусь в нее быстро…потом будет ночь…потом будет еще двое суток, когда я смогу любить ее долго, любить отчаянно и тягуче приторно. А сейчас мне хочется убедиться в том, что она моя. Утвердиться в своих правах, и от этого бешеного желания сводит скулы.
– Я успел иссохнуть по тебе…успел изголодаться настолько, что у меня рвет крышу…Марина. Маринаааа…
Ее имя, как молитву, как заклинание. Каждая буква в нем – нестерпимое наслаждение.
– Я сожру тебя… я тебя растерзаю.
Бросая губы и жадно облизывая тонкую шею, прикусывая нежную кожу над ключицами, опускаясь к груди и стягивая зубами чашечки лифчика вниз. Пальцы раздвигают складки плоти и врываются внутрь влагалища, резким толчком проникая глубоко, слышу ее гортанный стон вместе со своим матом, сорвавшимся с иссохшихся губ. Я хочу, чтобы она кричала. Хочу, чтобы надорвала горло, когда будет кончать снова и снова. Хочу сорвать ее в нирвану и утопить в самой черной и глубокой бездне порочного наслаждения.
– Ты…больше не принадлежишь себе…ты моя..слышишь? – делая толчки внутри ее лона, – Моя Марина! Моя! Скажи…что ты моя! Я больше не отпущу тебя!
– Твоя! – стонами срываясь на всхлипы, – Твоя!