Я почти сорвалась, почти закричала, почти взвыла от отчаяния, когда за ним снова пришли. Это ощущение, что теперь навсегда. Это ужасное ощущение, что это действительно в последний раз. Какое-то внутреннее щемящее чувство и паника, щекочущая где-то в середине позвоночника. Вот они, последние тяжелые шаги, когда он уходит к двери. И я сердцем считаю эти шаги, я их буквально чувствую, как выстрелы прямо в душу. Не выдержала, бросилась следом, схватила за плечи, разворачивая к себе, и от силы, с которой обняла, захрустели собственные кости.
– Пообещай…что будет еще…пообещай.
– Если бы я мог…
Смотрит мне в глаза, и больше нет уколов холодом, нет порезов льдом, только горячее болезненное тепло. Он нежен со мной до режущей адской истомы. Он нежен со мной как никогда раньше, и от этой нежности у меня начинает кровоточить сердце.
– Почему нет…почему?
– Все будет хорошо…
– Без тебя не будет. Никогда без тебя не будет хорошо. Я знаю. Знаю…Давай возьмем адвоката, давай будем писать письма…он….ты…О Боже… я прошу тебя, не лишай меня надежды. Я умру без тебя.
– Нельзя…тебе нельзя без меня умирать. Маринааа. Посмотри мне в глаза.
Как смотреть в глаза, как? Как это – постоянно прощаться с ним и знать, что это может быть навсегда. Это как умирать снова и снова. Мне кажется, что от отчаяния и горя я уже пьяная. Но я все же смотрю ему в глаза, и он целует мои щеки, мои губы, мой нос и веки.
– Нельзя умирать, девочка. Ты что…зачем тогда все это? Зачем? Ты теперь моя…жена моя. Моя Марина. Все…давай. Не хочу, чтоб эти…видели, как плачешь. Все. Отпусти…отпусти. Все будет хорошо.
– Пообещай!
– Обещаю! Это тебе…, – зажимает моими пальцами конверт, – Потом! Обязательно!
Разнимает мои руки и отстраняется, пятится к двери, стучит в нее несколько раз. Когда она за ним закрылась, я бросилась к ней и заколотила в нее кулаками, сдерживаясь, чтобы не завыть, чтобы не завопить, как безумная, чтобы не начать орать, надрывая горло, и требовать вернуть его обратно.
Одержимая, с каждым днем все сильнее, с каждой секундой все больнее и яростнее. Одержимая этим человеком, как дьяволом. Как будто он проклял мою душу. Потому что я люблю не человека…то, на что способен он, то, что вытворяет…это не человек. И теперь я его жена. Теперь я ношу его имя, теперь я ношу его кольцо на пальце. Пусть мы венчались под другими документами и фамилиями. Перед Богом это не имеет никакого значения. Потому что венчались наши души, и мы оба это знаем. Я видела этот триумф в его глазах, чувствовала его во время нашего дикого секса. А еще…еще я видела то, что никогда не рассчитывала увидеть – его любовь ко мне. И я не знаю, что больнее – быть нелюбимой им или быть его одержимостью и знать об этом…и именно в этот момент терять, отрывать от своей плоти, от сердца, от мяса и от своих костей отрывать то, что пытается врасти корнями друг в друга.
И мой смысл жизни растворяется в его исчезающем запахе….
***
Дни потянулись тягучей и липкой вереницей. Все стало уныло серым. Только Льдинка заставлял улыбаться, когда я вернулась израненная, надломленная после трехдневного свидания. Только мое солнышко так радовало меня, что его всего зацеловала, заобнимала, потом девчонок и Ларису Николаевну. Если бы не ее помощь. Раньше я малыша оставляла на девочек и на Валю, а теперь с ним бабушка Лариса. И нет никого надежнее нее. Когда вернулась, прибежала Валя с новой кастрюлей поздравлять с венчанием, соседи принесли подарки, Лариса испекла пирог. Но праздника не вышло. Я поблагодарила их и ушла к себе в комнату.
– Что случилось? Ты не счастлива, моя девочка? Это правда? Вы обвенчались?
– Да…правда, – ответила рассеянно, не зная куда себя деть.
– Почему тогда ты такая…как с креста снятая.
– Не знаю. Болит в груди. Как будто давит что-то вот здесь. Как будто не могу вздохнуть.
– Это разлука…она такая тварь. Может сводить с ума. Ничего. Если теперь жена, чаще видеться дадут. И дольше.
И эти дни…пока я приходила в себя после нашей встречи, она больше проводила времени с Льдинкой…пока я смотрела, не отрываясь на письмо, которое ОН мне передал, и не решалась его прочесть. Как будто оттягивая этот момент, как будто понимая, что это будет еще один диалог, и он, и правда, может стать последним.
Агония разлуки сводит с ума и ужас, что могу потерять. И по ночам сводят с ума кошмары. Снится один и тот же сон. Как будто мы вместе в старой часовне. А потом…потом он исчезает, и я ищу его. Я бегаю по снегу, кричу и не могу найти, а потом вижу его под толстым слоем льда на реке. Вижу, как застыл там, как смотрит на меня и что-то беззвучно кричит. И я только догадываюсь, что это мое имя. И я падаю на колени, я бью по этому льду, я ломаю ногти, я ломаю пальцы, и он весь окрашивается моей кровью. Я кричу и захожусь в диком плаче. Но ничего не могу сделать…он умирает там, а я бессильна. Я такая жалкая, такая слабая.