Первая леди для Президента

Дверь с лязгом закрылась, и он вдруг шагнул ко мне с громким стоном, обхватил обеими руками, впился в мои волосы и с дикой жадностью прижал к себе. Настолько сильно, что у меня заболели кости, и я с громким выдохом обхватила его за шею, силой притягивая к себе, впиваясь в короткие волосы на затылке.

Ничто не смогло заглушить его запах, его родной сумасшедший запах, от которого закружилась голова и потемнело перед глазами. Жадно трогает руками мое лицо, мои скулы ладонями, мои глаза, пятерней накрывает все лицо. Ласкает хаотично и грубо и смотрит так, как голодные жрут свой первый кусок хлеба.

– Дура…

Срывается с его губ, и они с хриплым стоном набрасываются на мой рот. Нет, это не поцелуи. Поцелуи остались в прошлом…они где-то в кино и в книгах, а это алчное пожирание друг друга, когда заглатывается подбородок, когда губы не целуют, а треплют друг друга, мнутся, ударяются до крови, а язык не ласкает – он убивает, он впивается в горло, в небо, он давит на мой язык, и пальцы дергают за волосы, они растрепывают косу, они распускают пряди, выдергивают их, чтобы зарываться и сжимать в кулаки, притягивая к себе. И рот вгрызается мне в шею, в щеки, в глаза, в нос, в ключицы и грудь, спрятанную под кофтой. Он ее не целует, он кусает огромными участками, кусает, вертит головой, как зверь с мясом в зубах.

– Не могу…больше не могу…мне надо…сейчас…

Стонет, как в лихорадке, расстегивая кофту, срывая пуговицу за пуговицей, второй рукой задирая юбку, стягивая колготы и трусы до колена, поднимая ногу, сдирая с меня сапог. Подхватил под колени, поднимая вверх, вдавливая в стену. Одна нога босая, вторая в сапоге, трусики и колготы телепаются и волокутся по полу. С моих губ срываются стоны, которые я не могу сдерживать, я вижу только синие глаза, подернутые пьяной пеленой первобытной страсти, а я – просто задыхающаяся в его руках безвольная и обезумевшая жертва. Сломанная, раздавленная нашей разлукой. И я чувствую кожей, что на нем больше нет ни одной маски. Он голый…он обнажённый до костей и такой настоящий, каким никогда не был. Тело пронизывает острейшим и невыносимым током, я обезумела совершенно. Страсть слепит меня, испепеляет. Его страсть, сплетенная с моей собственной в смерч пошлой и кровавой вакханалии. Я превратилась в животное с пересохшим горлом, с разрывающимся сердцем и трясущимся телом. Я его жаждала, я алкала его с такой силой, как умирающий от жажды алчет глоток воды. Я перестала существовать, я больше не помнила свое имя, себя саму. Ничто. Я трясущееся, голодное ничто. Я хочу своего мужчину, я хочу, чтобы он напомнил мне, что значит быть живой. Я агонизирую от этого предвкушения и нетерпения.

Снова чувствую его губы на своих губах, и он глотает мои стоны, тяжело и прерывисто дыша. Мои пальцы терзают его волосы, рвут их, впиваются ногтями ему в голову. От вкуса его слюны, от вкуса его дыхания у меня останавливается сердце.

Я больше не могла думать… я втянула свои собственные дорожки кокаина…всем телом, он нужен мне всем телом. Я хочу, чтобы мне стало больно, я хочу его в себе до самой матки.

Стиснул обеими ладонями мою грудь, она торчит над сдернутым к талии лифчиком, с каменными, вытянутыми сосками, которые болят от желания, чтобы их искусали в кровь, и он кусает. Сильно, безжалостно, он глотает их вместе с ареолой, оставляя следы зубов по кругу. Это зеркальное отражение моей одержимости. И я сейчас не знаю, кто одержим намного больше.

Меня трясет, я ощущаю себя горящим от боли существом, которое надо трахнуть. Мои руки сжимают его запястья, заставляя давить мою грудь еще сильнее, и я вижу этот черный обезумевший взгляд.

– Дааа… сейчас, – шепотом с рыданием, умоляя и задыхаясь.

Он нужен был во мне. Немедленно. Утолить боль. Унять ее, насытить это дикое нетерпение. Его собственное, настолько ослеплявшее и переплетающееся с моим, что мне становилось страшно от этой дикости. И я просто обуреваема только одним единственным желанием – ощутить его в себе. Касаться до боли, сдавливать до синяков, и чтобы меня точно так же давили его руки, чтобы втискивал меня себе под кожу, чтобы наши вены соприкоснулись и стали едиными.

Я слышу, как он, задыхаясь, расстегивает тюремные штаны, лихорадочно стягивает вниз, вдавливая меня еще сильнее в стену. Когда резко толчком вошел, оба широко открыли рты, захлебываясь и закатывая глаза.

– Пи*дееец…, – хрипит, тыкаясь лбом в мой лоб. И я задыхаюсь от того безумия, что слышу в его хриплом голосе. Он не сдержан…он сумасшедший, он совершенно неконтролируемый, и я никогда его таким не видела.