Первая леди для Президента

Зарылся лицом в мою шею, прижимая к себе еще сильнее. И я вдыхаю его запах, втягиваю его, как ненормальная. Мне страшно даже заплакать, мне страшно шевельнуться. Потому что…это не признания в любви. Это нечто сильнее, глубже, темнее. Ради этого стоило спустится в самые глубины преисподней.

***

Отпускать ее было физически больно…Меня всего корежило, выворачивало от понимания, что я просто обязан дать ей уйти. Она не может остаться здесь. И каждая секунда драгоценная, как сотни тон алмазов.

Раньше я не понимал, что значит цена. У меня было все. Абсолютно все, что я мог пожелать. Самолеты, тачки, шлюхи, яхты, виллы и особняки, квартиры, одежда эксклюзив от самых модных дизайнеров. Я даже не интересовался ценой. И никогда по-настоящему не понимал, что вообще означает это слово – цена. Я понял его только сейчас…только тогда, когда ощутил всю адскую и выкручивающую кости боль потери, ощутил, что значит считать секунды и понимать, что они могут никогда не повториться. Что значит пожирать запах любимой женщины, пожирать ее взгляды, ее ресницы, каждую пору на ее коже и родинку.

И я заплачу за это счастье ослепительными страданиями, такими уничтожающими, что у меня от них вывернет мясо наружу и разорвутся вены. Я утону в реках собственной крови.

Проводил подушечками пальцев по ее волосам, пока она спит…уставшая, измученная и истерзанная мною. Я был безжалостно голоден и совершенно безжалостно ненасытен. Я хотел нажраться тобой, моя маленькая и такая огромная вселенная боли по имени Марина. Я хотел сохранить в каждой молекуле своего тела твой запах. Аромат твоего тела, твоих соков и твоего оргазма на моих пальцах, лице, спине. Везде. Я клянусь самому себе, что выдеру у этой жизни еще один раз с тобой, еще хотя бы один, чтобы вдохнуть снова своего кислорода.

На ее нежном плече отпечатки моих пальцев. Я не был нежен…не мог и не хотел. Голодный до озверения человек не станет культурно накалывать вилкой изысканное и самое вкусное блюдо, он вопьется в него пальцами, и будет рвать на куски, и глотать в блаженном упоении так, чтоб текло по подбородку и рукам, так, чтоб рычать и стонать от удовольствия. Так и я стонал и рычал, поглощая тебя…мой морской прибой с запахом соленых слез и упоительно теплого песка твоего тела. Моя Марина. Приоткрыла глаза и потянулась губами к моим губам, и я схватил ее за плечи и опрокинул обратно на кровать. Она еще не знает, что встреч не будет…что это одна единственная, и она дорогого мне стоила. Я знаю, что она заплатила деньгами…но на самом деле все это решали далеко не деньги.

– Ты…будешь скучать по мне, Марина?

Уткнулся носом в ее шикарные волосы и с наслаждением втянул их насыщенный запах. Она замирает от того, что я делаю, и мне уже наплевать, что я слишком открыт для нее, наплевать, что она понимает, насколько я обезумел и одержим ею.

Я целую ее виски, ее прикрытые веки и вижу, как покрывается румянцем нежная кожа. Охренеть… я ведь трахал ее несколько часов подряд. Она кончала от моего члена, от моих пальцев, от моего языка. Она кончала так много и так остро, что я уже не считал все эти разы, жадно отбирая у нее болезненное наслаждение, и сейчас краснеет, когда я просто целую ее глаза.

– Я приду к тебе снова…я буду приходить столько, сколько смогу, и туда…за стену. Я не хочу больше скучать по тебе. Я так устала от этой тоски…

И эти откровения заставляют меня ощутить жжение в склерах, вместе с желанием сдавить ее руками и впечатать в себя так, чтобы она не видела, как исказилось мое лицо.

– У нас не будет больше встреч, Марина…здесь не то место, где я могу делать все, что захочу. Времена сильно изменились. Возможно, это свидание первое и последнее.

Напряглась, и я это напряжение ощутил всем своим телом. Слишком хорошо сейчас нам обоим, чтобы это повторилось и длилось долго. Дьяволу слишком скучно давать нам с тобой столько минут наслаждаться…надо погрузить нас в пучину ада.

Провел по ее ключицам кончиками пальцев, очертил подбородок, скулу, зарылся пятерней в волосы.

– Почему?

– Потому что я теперь простой зэк, а ты девочка по имени Никто. И всем насрать на то, что мы хотим видеть друг друга. Здесь закон не переступишь даже деньгами.

– У меня есть… я могу платить, я…

– Тсссс…ты можешь, я знаю. Но их больше не возьмут…

От меня хотят совсем другого, и я не могу им этого дать, потому что еб*ные связные просто исчезли, и ни одна живая душа не выходит со мной на связь. А на мозг давит Дед и хочет от меня то, что я пообещал ему дать… и скорее всего, не дам.

Я стараюсь не смотреть на то, как одеяло сползло с ее плеча, зацепилось за острый малиновый сосок, истерзанный мною и так манящий искусать его снова, взять в рот и жадно сосать, ударяя по нему языком. Хочется снова взять ее, четвертый раз за эти восемь часов, и это мой гребаный рекорд за всю жизнь. Даже сраным зеленым подростком я не трахался так много, и мой член не стоял настолько железно, как сейчас.