Читаем Первая на возвращение. Аристократка в Советской России полностью

И хотя после разговора с нашим немецким обувщиком и директором этой фабрики я поняла, что качество данной обуви было не столь хорошим, как у европейских или американских мастеров, и что она уступала той в технологии изготовления и выделке кожи, мне также стало ясно, что огромный новый класс людей, желавших ныне носить обувь, которой раньше у него никогда не было, вынудил правительство увеличить объём производства и максимально возможным образом улучшить качество продукции.

Устав от долгих часов, проведённых в доме культуры, рабочих жилых кварталах и на обувной фабрике, я предложила разнообразить нашу программу и посмотреть что-либо совершенно отличное. Итак, мы отправились ещё раз взглянуть на исторический Старый Петербург, уехав за реку и начав с Петропавловской крепости. Её фундамент был заложен Петром Великим в 1703-ем году, и именно оттуда пошёл расти город. Ныне же вся крепость с её многочисленными зданиями превратилась в огромный музей. Сначала мы вошли в собор, где похоронены все императоры, начиная с самого Петра и заканчивая Александром III, отцом последнего монарха. Во время революции мы слышали, что гробницы были вскрыты и осквернены и что под тяжелыми мраморными плитами были обнаружены баснословные богатства и драгоценности. Насколько это было правдой, я не имею ни малейшего понятия. То, что я теперь узрела, – это стоявшие на своих привычных местах беломраморные саркофаги, тогда как золотые лампады в форме императорских корон, серебряные подсвечники, иконы и венки – всё это исчезло, как и знамёна со стен. Особенно заброшенным и грязным выглядело захоронение императора Павла, поскольку в прежние времена на нём всегда было много свечей, ведь существовало распространённое поверье, что любое желание сбудется, если зажечь и поставить её там, помолившись за упокой его измученной души. Такое же поверье существовало в отношении Ивана Грозного и его гробницы в Московском Кремле.

Возле каждого саркофага стояла группа рабочих с экскурсоводом, рассказывавшим историю жизни данного императора или императрицы, и комментарии слушателей, которые я в тот день уловила, были полны сарказма и даже ненависти к бывшим правителям.

Выйдя из собора и пройдя мимо монетного двора и небольшого дома, где можно увидеть ботик, принадлежавший Петру I, когда тот был ребёнком, и окрещённый "дедушкой русского флота", мы подошли к зловещей старой тюрьме, где на протяжении почти двух столетий содержались бесчисленные политзаключенные – одни были идеалистами и мыслителями, другие – активными революционерами, или так называемыми боевиками, – которые жили в одиночных камерах, и подвергались пыткам, и были казнены. Позже, во время революции 1917-го года, настала очередь членов старого режима оказаться в заключении, и их муками, возможно, была написана последняя глава жуткой повести этой тюрьмы, ибо теперь это музей и пусть всегда будет так. Встревоженная воспоминаниями обо всех тех мрачных историях невыразимых страданий, я в сопровождении Вика медленно прошла через знаменитые Невские ворота и затем спустилась по каменным ступеням к самой кромке воды, откуда открывается несравненный вид на набережные на противоположной стороне реки. Мы присели на покрытый мхом камень и стали смотреть на длинную вереницу дворцов на другом берегу. Переводя взгляд справа налево, мы разглядывали вдалеке и Адмиралтейство, и Зимний дворец, и, напротив нас, бывшие особняки разных великих князей и иных представителей аристократии, среди которых выделялся тёмный дворец в венецианском стиле великого князя Владимира, где много раз, выглядывая из окна, я видела крепость и те самые ступени, на которых сейчас сидела. А ещё там был Мраморный дворец великого князя Константина, навевавший воспоминания о весёлых детских праздниках, и сразу слева от него – бывший Троицкий мост, что теперь зовётся мостом Равенства, с видневшимися за ним красным британским посольством и светло-коричневым дворцом принца Ольденбургского. И чуть дальше – прелестная железная ограда Летнего сада.

Куда бы я ни взглянула, передо мной всплывали яркие эпизоды прошлого с чёткими деталями, будто всё это произошло только вчера. Я видела себя обедающей, или ужинающей, или танцующей в некоторых из этих прекрасных домов, беседующей со знакомыми людьми, рассматривающей знакомые предметы, либо же едущей за рулём или просто прогуливающейся по набережным, встречающей старых друзей и приятелей, при этом досконально помня их одежду, меха, драгоценности, их детей, их собак и слыша их голоса, даже те самые использовавшиеся ими слова, так точно выражавшие индивидуальный характер каждого.

"Давай-ка уже пойдём, я начинаю замерзать", – сказал Вик, до этого терпеливо сидевший рядом и тоже смотревший на набережные, хотя, разумеется, не имея воспоминаний, которые сделали бы их такими наполненными жизнью. Поэтому я послушно слезла с нашего каменного сиденья, и, поднявшись по ступеням и вновь пройдя сквозь Невские ворота, мы вскоре покинули крепость.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ленинградская зима. Советская контрразведка в блокадном Ленинграде
Ленинградская зима. Советская контрразведка в блокадном Ленинграде

О работе советской контрразведки в блокадном Ленинграде написано немало, но повесть В. А. Ардаматского показывает совсем другую сторону ее деятельности — борьбу с вражеской агентурой, пятой колонной, завербованной абвером еще накануне войны. События, рассказанные автором знакомы ему не понаслышке — в годы войны он работал радиокорреспондентом в осажденном городе и был свидетелем блокады и схватки разведок. Произведения Ардаматского о контрразведке были высоко оценены профессионалами — он стал лауреатом премии КГБ в области литературы, был награжден золотой медалью имени Н. Кузнецова, а Рудольф Абель считал их очень правдивыми.В повести кадровый немецкий разведчик Михель Эрик Аксель, успешно действовавший против Испанской республики в 1936–1939 гг., вербует в Ленинграде советских граждан, которые после начала войны должны были стать основой для вражеской пятой колонны, однако работа гитлеровской агентуры была сорвана советской контрразведкой и бдительностью ленинградцев.В годы Великой Отечественной войны Василий Ардаматский вел дневники, а предлагаемая книга стала итогом всего того, что писатель увидел и пережил в те грозные дни в Ленинграде.

Василий Иванович Ардаматский

Проза о войне / Историческая литература / Документальное
Одноклассники
Одноклассники

Юрий Поляков – главный редактор «Литературной газеты», член Союза писателей, автор многих периодических изданий. Многие его романы и повести стали культовыми. По мотивам повестей и романов Юрия Полякова сняты фильмы и поставлены спектакли, а пьесы с успехом идут не только на российских сценах, но и в ближнем и дальнем зарубежье.Он остается верен себе и в драматургии: неожиданные повороты сюжета и искрометный юмор диалогов гарантируют его пьесам успех, и они долгие годы идут на сценах российских и зарубежных театров.Юрий Поляков – мастер психологической прозы, в которой переплетаются утонченная эротика и ирония; автор сотен крылатых выражений и нескольких слов, которые прочно вошли в современный лексикон, например, «апофегей», «господарищи», «десоветизация»…Кроме того, Поляков – соавтор сценария культового фильма «Ворошиловский стрелок» (1997), а также автор оригинальных сценариев, по которым сняты фильмы и сериалы.Настоящее издание является сборником пьес Юрия Полякова.

Андрей Михайлович Дышев , Виллем Гросс , Елена Энверовна Шайхутдинова , Радик Фанильевич Асадуллин , Юрий Михайлович Поляков

Драматургия / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Историческая литература / Стихи и поэзия
Калигула
Калигула

Порочный, сумасбродный, непредсказуемый человек, бессмысленно жестокий тиран, кровавый деспот… Кажется, нет таких отрицательных качеств, которыми не обладал бы римский император Гай Цезарь Германик по прозвищу Калигула. Ни у античных, ни у современных историков не нашлось для него ни одного доброго слова. Даже свой, пожалуй, единственный дар — красноречие использовал Калигула в основном для того, чтобы оскорблять и унижать достойных людей. Тем не менее автор данной книги, доктор исторических наук, профессор И. О. Князький, не ставил себе целью описывать лишь непристойные забавы и кровавые расправы бездарного правителя, а постарался проследить историю того, как сын достойнейших римлян стал худшим из римских императоров.

Альбер Камю , Даниель Нони , Зигфрид Обермайер , Мария Грация Сильято , Михаил Юрьевич Харитонов

Драматургия / История / Исторические приключения / Историческая литература / Биографии и Мемуары