Далее. Многие авторы (не могу назвать их учеными) до сих пор обильно используют корявые, былинного пошиба фразы из пропагандистских статей и книжек 1812–1815 гг., изданных царскими типографиями (там обыкновенный набор бессвязных слов про «узурпатора Буонапарте», которого, однако, еще несколько дней перед началом пропаганды Александр называл в личных письмах «государь, брат мой»). Некоторые сведущие исследователи-историки (в их числе серьезный специалист по эпохе О.В. Соколов) читали и подчас цитируют67
интересные и показательные статьи из русской периодики 1801–1805, а затем 1807–1811 гг., которые показывают, что просвещенная часть русского общества восторгалась реформами Наполеона и уже давно не видела врага ни в нем («усмирителе революции»), ни во Франции. Однако никто из историков 1812 года не исследовал и не упоминал важнейшего вопроса — того, как Наполеон пытался изначально склонить общественное мнение Франции в пользу России!Дело в том, что Франция — это не «страна рабов, страна господ»: и в ней для той или иной политики необходимо не только субъективное желание меняющегося путем убийства «помазанника Божьего», но и одобрение общества (напомню, что Наполеон был избран и пожизненным консулом, и императором на народном голосовании). В конце XVIII века имидж России среди французов был чудовищным: к привычному тезису о «варварстве и дикости», к всевозможным книгам с рассказами о захватах Петра I и разврате Екатерины II, к обсуждению недавних зверств русских войск над мирными жителями Польши, добавился негатив от агрессии России против самой Франции (ее участие в антифранцузских коалициях, имеющих своей целью интервенцию — что в итоге и произошло в 1814–1815 гг.). Кроме того, французским налогоплательщикам приходилось кормить несколько тысяч пленных, оставленных после поражения армии А.В. Суворова (вскоре по приказу консула Бонапарта пленных обмундируют за счет французской казны и без размена отправят на родину). Уже в начале правления Наполеона гражданин Бонно (бывший поверенный в делах Франции в Польше) отправил трем консулам «мемуар», в котором в самых эффектных выражениях говорил об экспансии России и призывал этому противодействовать.68
Один из французских журналов продолжал писать (по поводу уменьшения типографий в России): «так и должно быть в стране, где боятся прогресса просвещения».69Но Бонапарт принял решение добиваться союза с Россией — и поэтому он игнорирует упомянутый доклад и способствует публикации в официальной газете «Le Moniteur universe» самых лестных отзывов о России. Мало этого! Он, по всей видимости, становится соавтором и публикует сочинение «О состоянии Франции в конце VIII года» (имеется в виду год французского Республиканского календаря — 1800-й).70
В нем сначала вполне добродушно описывается деятельность последних правителей России, а затем делается замечательный, с точки зрения и верности аналитического совета, и в смысле исправления имиджа «монстра», вывод. А вывод этот такой: если Россия «получит правильную федеративную систему», если займется не агрессией, а внутренними реформами, то она может стать фактором баланса европейских сил и «будет поддерживать равновесие на севере, тогда как Франция обеспечит его на юге, и их согласие укрепит баланс сил во всем мире».71 Не правда ли: это звучит блистательно проницательно, здраво и, на удивление, актуально! Подчеркну: о данном издании не упоминал ни один из авторов исследований о войне 1812 года. Так еще ученые не формулировали, но Наполеон, возможно, был первым историческим лидером, который проводил внешнюю политику по осознанной и разносторонней концепции действий, не будучи лишь слепым орудием этноса, политической конъюнктуры, социального класса, случая или влияния фаворитов.Давайте представим себе, что власти России пошли бы именно по этому пути! Сколько трагедий в России и мире можно было бы избежать: все войны между Россией и Францией, начиная с 1805 г. (и включая 1812-й), а также их следствия. Кроме того, проведение внутренних реформ вместо активной внешней агрессии предотвратило бы катастрофу октября 1917 г. (и ее следствия — террор, сталинские репрессии и появление гитлеровского режима — в ответ на испуг перед большевизмом!). Именно тезисы этого сочинения упоминал Наполеон во всей переписке, касающейся России, именно поэтому он не стал преследовать разбитую армию агрессора после Аустерлица, а затем после Фридланда (если бы он хотел переходить границу России — то сделал бы это в 1807 году, когда русская армия была совершенно разбита, никаких оборонительных рубежей и засов не существовало, а общество было деморализовано!).
Подводя итог данного сюжета, необходимо задаться вопросом: если Наполеон хотел воевать с Россией, зачем же изначально тратить столько энергии на улучшение ее имиджа и пропаганду союза?!